Интервью 

Истинным знатокам и ценителям советской эстрады вряд ли нужно представлять этого человека. 35 лет назад его имя впервые прозвучало на большой эстраде. Именно тогда в составе молодого популярного ВИА «Веселые ребята» появился новый барабанщик — 20-летний экс-музыкант самодеятельной бит-группы «Скоморохи» Владимир Полонский. Много воды утекло с тех пор. Нет больше советской эстрады, есть российский шоу-бизнес. Но Владимир Полонский, по-прежнему, является один из лучших барабанщиков страны. За плечами работа в самых разных отечественных ансамблях. Это и ансамбль Ленкома «Аракс», и ВИА «Добры молодцы», и ВИА «Самоцветы», и группа Сергея Дюжикова «Радио», и ансамбль «Экспресс» п/у Александра Пульвера, и ансамбль Александра Малинина. В настоящее время вот уже более 10 лет Владимир Полонский является барабанщиком группы «Спектр», аккомпанирующей Льву Лещенко. Но самыми яркими и значимыми моментами своей столь длинной творческой биографии Владимир Полонский считает «Скоморохи», «Веселые ребята» и, конечно же, «Самоцветы», с которыми неразрывно связаны почти 14 лет его жизни. Вот обо всем этом мы и решили поговорить с легендарным музыкантом.
[ad 2]
Владимир охотно согласился на встречу и даже любезно встретил нас на своем «Пежо», т.к. живет он на самой окраине Москвы, и добраться до его дома довольно сложно. По просьбе Владимира мы привезли ему все имеющиеся у нас записи второго состава «Самоцветов», включая концертные, а также видеозаписи выступлений ансамбля в «Песне-77» и «Утренней почте», полученные от Павла Александровича Картушина.

И вот мы сидим в уютной квартире Полонских, пьем вкуснейший чай, заботливо приготовленный женой Владимира Еленой, а за окном весна усиленно борется с зимой. Та никак не хочет сдавать свои позиции, и представить невозможно, что всего через месяц наступит май — самое романтическое время, воспетое во множестве песен многих ансамблей. И в лучших из них играл, играет, и будет играть Владимир Полонский — барабанщик от Бога, удивительный, неординарный и очень интересный человек. И нашей беседе, поначалу осторожной и дипломатичной, он уже с самого начала весело и решительно придает порою самые необычные сюжетные повороты. А, пусть и вяло, но все-таки наступающая весна, наверное, и послужила причиной тому, что разговор начался с воспоминания об одном из самых первых «самоцветов», легендарном Глебе Мае, который сегодня более известен тем, что в те далекие годы встречался с внучкой Леонида Ильича Брежнева.

Владимир: Вот есть такой Глеб Май, недавно ко мне в гости приезжал. Легендарная личность.
Наташа: А где он, кстати, сейчас? Писали, что его руководителем Кубанского казачьего хора сделали.
Михаил: Недавно прошли концерты Кубанского казачьего хора. Я специально на афиши смотрел — там другой руководитель.
В: Он сейчас живет в Электростали, женат. Между прочим, на Наташке Смирновой — это первая жена Градского. Уникальным был этот брак с Градским. Продлился он ровно три дня! И на третий день она от него ушла. (Смеется) Сейчас Глеб пытается свою музыку писать. В 90-х был у него какой-то армейский бизнес: шинелями, сапогами торговал. Сейчас у него отдельный дом, двухэтажный. Живут в частном секторе.
Н: Его не видно и не слышно нигде. И о нем ничего не пишут.
В: Ну, это сложно… Многие уже не понимают современных технологий раскрутки. Раньше было достаточно просто знакомств, приглашали в ресторан, хорошо беседовали. Сейчас технология совершенно другая.
М: Да и у нас, собственно, свой взгляд на технологии общения. И сегодня для нашей беседы строгих, готовых вопросов нет. Мы внимательнейшим образом прочитали интервью, которые у Вас брали для Специального радио. Отдельно по «Веселым ребятам» опубликовано, отдельно — по «Скоморохам», по Вашему самодеятельному периоду. Нам очень интересен как раз этот переходный этап. Как Вы можете сравнить этапы своей творческой жизни — работу в «Самоцветах», в самодеятельности? Как проходил этот путь?
Н: Почему из «Веселых ребят» ушли?
В: Тогда вообще все просто получилось. Это было в Полтаве, 1974-й год. У Толика Алешина был день рождения. Хорошо погуляли. А наутро открываем дверь, а там — милиция. И с таким украинским напором нас сразу почему-то в суд отвели и посадили на 15 суток меня и Женю Казанцева. Собственно говоря, на этом с «Веселыми ребятами» можно было уже ставить крест, потому что как раз они собирались куда-то за границу. И, естественно, «телега» пришла, мол, дебоширы. Самое смешное же, что мы с Женей ни в чем таком не участвовали! Мы, вообще, уходили, как тогда это принято было называть, «в семью».
Н: Павел Яковлевич испугался «телеги» и попросил из ансамбля?

В: Да, все очень просто! Он и так был беспартийный — единственный из всех руководителей крупных ВИА. Все остальные обязательно должны были состоять в партии — Гранов, Маликов, Векштейн… А Паша как бы от этого отстранился.
М: Об этом случае говорят так, будто пять человек ушло из ансамбля, и связывают это с Пугачевой.
Н: Это позже. В 74-м Пугачевой не было еще.
В: Вот вскоре после этой поездки Пугачева и устроилась в «Веселые ребята». Тогда, как раз, прошел Всесоюзный конкурс артистов, где она стала лауреатом.
М: Получилось так, что с приходом Пугачевой ансамбль «Веселые ребята» закончился. У него действительно была культовая популярность, очень много фанатичных поклонников у ансамбля и сейчас, но — только до пугачевского периода. Потом все это плавно сходит…
В: Да. Хотя они продолжали штамповать хиты.
М: На мой вкус дальше кроме «Куклы» у них хитов нет. Тети, дяди, а там и «розовый период» пришел:. Единственный всплеск был — это, конечно, «Банановые острова». Хорошо сделанная работа, но… без Слободкина.
В: Это Чернавский делал.
М: Нам про это Ребята рассказывали — Рыжов, Гатауллин — они вместе Острова делали. Но культовая популярность «Веселых ребят» — у людей поколения 45-55 лет. Они любят «Самоцветы» первого состава и «Веселые ребята» бергеровского и лермановского периода. А потом для большинства из них советская эстрада закончилась. На Запад перешли.
Н: И Вы тогда пришли в Аракс, т.е. в Ленком?
В: Да. Но работал в «Араксе» я недолго. Там какая история получилась? Как такового, «Аракса» еще не было, просто аккомпанировали спектакли, «Автоград» и «Тиль». И вот на этой базе решили сделать группу. Пригласили Сережу Беликова, его нашли в Красногорске.
М: Шахназаров все организовывал? Ему поручено было?
В: Да-да, Шахназаров. Потом стали добиваться от руководства театра, чтобы аппаратуру сделали, и зарплаты были просто нищенские.
Н: В театре — 120 рублей где-то?
В: Это еще с какими-то надбавками. Естественно, после таких денег, какие были в Веселых… Раньше, в принципе, за один месяц можно было купить однокомнатную квартиру.
М: Говорят, даже официально там получалось около 9 тыс. рублей?
В: Нет. Около 9 тысяч у солистов могло быть, таких как Кобзон. У кого ставки были по 100 рублей, по 120. Это еще можно было. А по-крупному получали только литераторы и композиторы. Особенно композиторы. Тухманов получал — были месяцы — по 47 тысяч в месяц авторских!
Н: Неплохо! Ну, он на одной только «Мой адрес — Советский Союз» сколько заработал!
М: И до сих пор зарабатывает. Сейчас, правда, по 5 копеек.
В: Да. Сейчас эта система не работает. Композиторы сейчас одноразово продают песни.
М: Эту систему оплаты, наверное, еще при Сталине придумали, когда поп-культуры не было массовой, и делали ее для избранных композиторов — мастеров искусств. А когда это все пошло в народ…
В: Это и был единственный способ капиталистической оплаты, когда процент платили: и в литературе, и в живописи, и в музыке. И то, не касаясь исполнителей. С пластинок получали одноразово какие-то смешные деньги, порядка 100 рублей, за гигант, за большую пластинку…
Н: И сколько Вы так протянули в Араксе, на 120 рублях?
В: Конфликт на самом деле произошел из-за аппаратуры. Нас долго водили за нос: скоро будет, скоро купим, «Динакорд» будет, потерпите… Ну, а потом жесткий разговор состоялся с Марком Захаровым, что это несерьезно, столько времени (месяцев 8) — и никаких подвижек. А тут звонок от Добрых молодцев! Звонят, что состав меняется, нужен барабанщик.
Н: Это 75-й год, самое начало. Антипинцы в январе уволились, и Киселев стал новый состав собирать.
В: После этого звонок Маликова.
Н: Значит, Вас, дебошира и хулигана, взяли назад в Москонцерт?
В: Да! (смеется). Как выяснилось, никакая «телега» не пришла, просто Паша перестраховался. Он побоялся, что за границу нас с Казанцевым точно отсеют, и поездка просто не состоится. Как ехать без басиста и барабанщика?

Н: Я знаю, что «Самоцветы» первое время пели репертуар старого состава…
В: Мы немного из старого пели. Например, «Вся жизнь впереди». «Мой адрес — Советский Союз» уже не пели.
Н: А кто тогда в самом начале «Самоцветов» был, когда вы пришли?

В: От первого состава остался Саша Брондман.
Н: И Женя Курбаков?
В: Нет. Нет, он появился именно в тот момент. Я-то пришел, когда состав уже был практически набран. Был Женя Курбаков, Володя Пресняков, Виталий Кретюк…
Н: Винокур, Барыкин?
В: Винокур был уже, а Барыкина я потом пригласил, чтобы усилить состав. Барыкин, по-моему, в то время еще в «Веселых ребятах» работал.
Н: А когда он перешел в «Самоцветы»? Вскоре после Вас?
В: Нет. Какое-то время прошло.
М: Он же еще с Пугачевой работал, когда она «Арлекино» пела. И перешел в Самоцветы, где-то осенью 75-го…
В: Гитаристом был тогда Алексей Милославский, он потом в «Веселых ребятах» и «Голубых гитарах» работал.
Н: Он в «Голубые гитары» ушел. А когда Кретюк стал руководителем «Лейся, песня», то взял его к себе, а уж потом он попал в «Веселые ребята».
В: А сейчас я даже не знаю, чем занимается.
Н: Многие с ним встречаются, говорят, что Милославский сейчас клавишник, переквалифицировался.
М: Гитаристов слишком много!
В: Да, а клавишников еще больше!! (смеется).
М: Но он, наверное, все-таки хороший музыкант, с образованием?
В: Когда пошли клавиши, клавишниками становились те, кто быстро разбирался в технике. В секвенсорах никакая техника не требовалась. Там можно было по нотам кривыми пальцами набрать, а потом все это запустить, и игралось так, как будто это Рихтер.
Н: Ну, понятно. Тогда в 75-м году, в «Самоцветах» был Виталий Кретюк, Милославский, как клавишник, им не был нужен.
В: Нет, он, конечно, не клавишник. Просто каждый музыкант умеет играть на клавишах, потому что в любой музыкальной школе или в училище есть общее фортепиано. На каком бы инструменте не обучался, а клавишные — это был просто обязательный инструмент. Даже барабанщикам!
Н: «Нажми на клавиши — продай талант!» И Беседин был?
В: Да, Беседин был с самого начала. И Лена, естественно!
М: Интересно, а как знакомство у музыкантов происходило? Когда самодеятельный коллектив, это понятно — все друзья. А тут вы приходите, никто никого не знает…
В: Дело в том, что, в принципе, все равно был уже сформирован какой-то определенный профессиональный круг, в котором музыканты из других ансамблей отлично знают друг друга. Где-то они раньше пересекались, по самодеятельности или еще как-нибудь… Когда приглашался новый человек, он всегда был уже достаточно известен.
Н: Так, минуточку! Если Милославский был уже в 75, то когда же Хабазин? Он же должен быть где-то в это же время?
В: Да, дело в том, что с Милославским возникла проблема. Он, мягко говоря, не очень хорошо знал ноты, а по специфике самоцветовской работы требовался «радийный вал»: приходишь на студию, а тебе композитор приносит ноты, расписанные партитуры. Нам давалось 2 часа, и за это время надо было «закатать» песню.
М: И аранжировку сделать?
В: Нет, обычно сами композиторы делали аранжировку. Кроме таких, как Добрынин. Он никогда аранжировки не писал.
Н: А кто за него делал?
В: Либо Пресняков, либо Кретюк. В тот момент у нас было фактически два музыкальных руководителя. Например «Все, что в жизни есть у меня» — это Виталий Кретюк аранжировал.
Н: Мне там очень партия фортепиано нравится! Дын-дын-дын…
В: Да-да-да!
Н: Гениальный пианист. (Все смеются)
В: Ну, музыкант он в смысле головы — колоссальный! Мы его называли: музыкант за письменным столом. Хорошие аранжировки придумывал, насыщенные, грамотные. И достаточно сложные.
Н: А что еще он делал из песен? «Все, что есть у меня» — это, конечно, классная аранжировка.
В: Между прочим, это наша общая работа, в тандеме. Он меня позвал в номер. «Володя, как ты это видишь все? По форме…» И вот так, под ликерчик, составили схему, после я какие-то ходы придумал (напевает, подражая гитаре).
Н: А еще у вас была одна, по тем временам просто уникальная аранжировка. Это песня «Я люблю этот мир».
В: Это Володя Пресняков придумал.
Н: Весь куплет только бас-гитара и ударные немножко. Все! Без инструментала весь куплет шел. Очень необычно, у нас так никто тогда не делал.
В: Всегда было легко определить аранжировку западную и советскую. Если взять полностью партитуру ансамбля: открываешь советскую — черный лист бумаги, все нотами испещрено! Открываешь западную — где-то какие-то вкрапления, и все! А как звучит! Перенасыщенность — это был наш бич, советский. Особенно было модно проигрыши заполнять на всякие там ля-ля-ля, па-па-па. Не инструменты играли, как на западе — гитара запилит какой-нибудь проигрыш, а обязательно ля-ля-ля-ля-ля-ля (напевает фрагмент из «Я люблю этот мир»). (Все смеются) .
Н: Да это святое! Ля-ля-ля, На-на-на, Па-па-па и т.д. Очень сложные слова! И вот поэтому Милославского убрали, из-за нот?
В: Да! Потому что и Володя Пресняков был недоволен, что всякий раз процесс затягивался. Надо было быстро: положили ноты, взяли и сыграли все! А у него: какая это нота? Пока пальцы вложит, пока то да се…
Н: И когда пришел Хабазин?
В: Маликов спросил: «У тебя нет на примете какого-нибудь гитариста?». Говорю: «Я работал в «Веселых ребятах» с Хабазиным. С ним никаких проблем такого рода не возникало». Мы сразу поехали, послушали — Хабазин в то время, после «Веселых ребят», в ресторане играл. Он и внешне Маликову понравился, тем более он был поющий гитарист, а Милославский совсем не пел.
Н: Хабазин — гитарист хороший, его гитару многие в песнях сразу определяют: «Вот-вот! Гитара Хабазина! Хабазин!». Но, по-моему, не так много гитары было в «Самоцветах» второй половины 70-х.
М: Наташа! Это же уже эпоха диско. Там гитара сама по себе отошла на второй план.
В: Нет, гитаристов много было хороших. Тот же Володя Кузьмин…
Н: Кузьмин вообще очень хороший музыкант был. Он же и на скрипке играл…
В: Да, и флейта у него. Он мультиинструменталист.

Н: Что еще меня всегда поражало, так это то, что такой ударной установки, как у Вас в начале 80-х, я ни у кого не видела. Мы как-то пытались подсчитать количество барабанов. Штук 14, если я не ошибаюсь.
В: Да, там много всяких примочек было. Бонги те же. Да еще и Брондман на конгах играл. Моя установка была на то время самой лучшей в Советском Союзе, потому что она мне досталась напрямую из заграницы. Тесть с тещей тогда уехали в Японию, работали в торгпредстве. Я и попросил их инструмент оттуда прислать. А обычно те, кто заказывал инструменты, как правило, заказывали их для продажи. Чтоб поменьше заплатить и побольше здесь получить в рублях. А в каталогах барабаны идут так: сначала 8 профессиональных серий, а потом несметное количество разных моделей непрофессиональных барабанов. Для студенчества, для ресторанов и так далее. А мои на тот момент были самые крутые, стоили около 5 тыс. долларов. По тем временам, это бешеные деньги. И тогда тесть немного схитрил. Сказал, что может сделать контрольную закупку для Москонцерта. Специально письмо прислали из Москонцерта: если заинтересуемся, то целую партию купим. А тогда же действительно, Москонцерт закупал аппаратуру, Динакорд и все остальное. Потом распределял за определенную, естественно, мзду по коллективам, этим ведал товарищ ответственный.
М: Или группа товарищей?
В: Да. Обычно все со златозубыми улыбками…
Н: И каждому надо дать на хлеб с маслом…. А ударная установка у Вас, действительно, классная была. Ни до, ни после такой не видела.
В: Она и сейчас есть. У меня иногда выпрашивают на концерты. Ведь сейчас везут такой ширпотреб! В магазинах стоит то, чья реальная цена 700-800 долларов, здесь же его выставляют за 2 с лишним тысячи «зеленых».
Н: А вообще, с кем ни поговоришь, где чего не почитаешь, каждый ансамбль утверждает: «У нас была самая крутая аппаратура!» А у кого действительно аппаратура была самая крутая? Вот хотя бы на конец 70-х — начало 80-х?
В: Вопрос, конечно, интересный! В «Добрых молодцах» была очень приличная аппаратура, причем они ее за собственные деньги покупали. Потом уже были Мак, Маршал, достаточно профессиональные аппараты западного производства. Москонцерт первые закупки делал в странах социалистического лагеря: Биги венгерские, регенты ГДРовские. А потом уже пошли Динакорды. И первым он у «Веселых ребят» появился, хороший был Динакорд.
Н: Это когда было?
В: В конце 70-х. Паша подсуетился вовремя. У нас долго потом еще такой аппаратуры не было. Продолжали работать на Бигах, Регентах.

Н: А у вас в «Самоцветах», когда она появилась?
В: Где-то после 80-го. И то, как было дело? Предположим, «Веселые ребята» уже следующую аппаратуру получали, а их прежнюю могли отдать, скажем, «Самоцветам». Ее ведь тоже надо куда-то девать, она числилась на балансе Москонцерта.
Н: Т.е. у «Самоцветов» аппаратура похуже была?
В: Да-да!
М: Чего же так? Неужели в статусе парторга Маликов не мог хотя бы один раз достать? У Слободкина, конечно, гениальные способности договариваться…
В: Да, Паша убалтывал. Ну, тут больше играл роль отстег.
М: А лично он не входил в ту группировку, которая делила?
В: Нет. Хозяйственный отдел занимался, а это совершенно отдельная структура в Москонцерте была, которая обеспечивала баянами, балалайками и т.д.
М: Т.е. общественной комиссии не существовало? Гласности?
В: Да-да-да! Все делалось под ковром.
Н: Но, ведь все равно звук хороший у «Самоцветов» был! Не только у одних «Самоцветов», конечно. А сейчас?! Мы на концертах иногда бываем, так просто уши в трубочку сворачиваются.
В: Во-первых, в чем большая разница? В том, что был живой звук, и каждый инструмент отстраивался под конкретный зал. Каждый инструмент! Потому что все время были разные параметры. Приезжали за 3, за 4 часа до концерта. Самое сложное, кстати, отстроить барабаны. На Западе самые дорогие звукооператоры — это те, которые отстраивают барабаны. Есть отдельная такая специальность — отстройщик барабанов, либо на концерте, либо в студии. Это самые высокооплачиваемые из всех звукооператоров.
М: Сейчас аппаратура, конечно, лучше стала по возможностям и по качеству. А вот культура звука потеряна.
В: Да-да! А есть еще такая техническая деталь: работают под фонограмму, фонограмма записана в студии…
М: Плоско записана…
В: А скорректировать под другой зал ее уже невозможно. Т.е. вывести: вот здесь барабаны, допустим, убираются, а здесь, наоборот, — выпирают. И эти барабаны уже не уберешь. Все сведено в одну партитуру. Поэтому, конечно, качество звука раньше было лучше за счет того, что можно было каждый инструмент в отдельности отстроить.
М: Сейчас и громкостью очень злоупотребляют. Ударную секцию, ритм-секцию хорошо слышно, а солист просто теряется. Мы в понедельник на живом концерте Би Джиз были. Эстрадно-симфонический оркестр, ритм-секция, бэк-вокал, а никого не слышно! Глаза закрываешь — один грохот, и никакого кайфа от живого выступления нет.
В: В принципе, такая музыка, такой баланс рассчитаны на то, что люди уже хорошо знают хиты, им уже не важно понимать слова. А громкость музыки как бы усиливает эмоциональное воздействие. Чтобы вот здесь появился комок, как будто у тебя сейчас сердце остановится…
М: Дискотека получается. Да и звукорежиссеры — ребята молодые, 30 лет от силы. Чего такой знает-то? Дали ему аппарат, попробовал, подучил… Сегодня он в каком-то кабаке звук отстраивает, а завтра — в Кремлевском дворце или на стадионе. Раньше же у каждого зала был свой звукорежиссер, у каждого ансамбля свой звукооператор.
В: Сейчас нам тоже часто приходится работать под фанеру.
М: Минусовки или как?
В: В основном, минусовки. Но тут все зависит от исполнителя, в какой он в данный момент форме. Иногда, он просто не в состоянии…
Н: Как же ударные по фанеру работают? Ну, я понимаю, гитару можно отключить, а ударные…
В: Это же самое сложное! Поэтому и пострадали от фанеры больше всего, конечно же, барабанщики.
М: Здесь никакого мастерства быть не должно. Лишь бы попасть. Ничего сложного.
В: Нет, как раз, это очень сложно.
М: Я о том, что сложных партий быть не должно. В сложную не попадешь. Если импровизация идет, как ее потом повторить?
В: Потом еще беда в чем? Как правило, аранжировку делает один человек на студии.
М: И барабаны расписывает?
В: Да. У него же машинка барабанная, и в любом клавишном она есть. Но он не барабанщик, он мыслит совершенно по-другому. И забивает иногда такие партии, что просто думаешь: Господи, ну как ему такое в голову пришло?
В итоге играть противно: тупейшая сбивка! У нее нет логики!
Вот для чего эта сбивка? Она дает эффект перехода от одного чего-то к другому. Этот эффект перехода должен сам барабанщик, как музыкант, придумать. Чтобы это было логично: из запева в припев надо перейти с помощью какой-то сбивки.
А в машинке как? Эффект номер шесть. Раз, два и готово! Сбивка номер четыре. Она автоматически вставляется, а по делу — не по делу, совершенно человека не интересует. У него вал, много заказов. Ему надо быстрее от этой аранжировки избавиться, продать ее. А сложность в том, что это же не электрический инструмент — барабаны. Это надо попадать очень точно. Звук короткий, деление звука очень мелкое: 16-е или 32-е ноты. И всех их надо точно попасть. Это мучительно.
Бывают иногда такие ситуации: слабые мониторы, которые подзвучивают. Это караул! Доносится эхо из зала, одно, второе. И уже не понимаешь, какие барабаны правильные, какие — нет. Эти не тихие, а те громче, которые идут с запозданием. Просто пытка! После концерта выходишь весь мокрый, мозги набекрень. Потому что сидишь, как компьютер, анализируешь: какой чужой звук, а какой родной.
М: Володя, вопрос как к барабанщику. Вы начинали — эпоха биг-бита. Потом как-то незаметно, вне эстрады прошла эпоха тяжелого рока. Эпоха диско наступила. А вы все время на профессиональной сцене работаете. Какие изменения? Ведь если сейчас посмотреть, оглядываясь на 70-е: первый состав «Самоцветов», второй состав «Самоцветов»… Это совершенно иная музыка, совсем другие ритмы. Каково это барабанщику, который в эпоху Битлз начинал, а продолжал уже в эпоху АББЫ, Бони-М, всегда быть на уровне?
В: Здесь есть очень сложный момент. Мы все всегда подстраивались под западную музыку, следили за ней. Западная музыка долгое время очень сильно развивалась, а потом тоже наступил кризис, в 90-х годах. Уже практически нет настоящих новых имен, новых открытий, направлений, течений. Взять 70-е годы! Это же просто был взрыв, всплеск по всем направлениям, кстати, которые в принципе все были заложены Битлз. Вот можно у БИТЛЗ взять какую-нибудь песню, и на ее основе можно было делать целое направление. Вот, к примеру, песня «Helter Skelter» — это же начало металла!
М: А металл — это начало диско. Ритмика жесткая, и те же самые 120 ударов идут. Те же самые гитарные запилы, что мы слышим у Бони-М.
В: Ну, у диско задачи совсем другие.
М: Задачи — другие! Но творческие методы? «Звезда автострады» Дип Перпл: сделай аранжировку другую, и будет диско! А по сути и менять ничего не надо, по-моему.
В: Что же касается перехода, предположим, от «Скоморохов» (мы там играли достаточно приличный рок), это жизнь заставила: детей-то кормить чем-то надо.
М: Это важный момент. Но интересен профессиональный взгляд на работу ударника.
В: Творческий?
М: Да, творческий.

В: У меня в «Самоцветах» всегда была отдушина — соло барабанов. Предположим, вот здесь примитивно, здесь примитивно, здесь примитивно, но все равно я своего момента дождусь, когда будет соло барабанов! И там уже я — личность, там я могу показать, как я мыслю, какая у меня техника, как говорится, к какому направлению принадлежу. Это было интересно, потому что в «Веселых ребятах» у меня не было соло барабанов.
М: Там одно-единственное известно — Багрычев играет «Мексико».
В: Да-да! Играл он соло.
М: Эта запись с концерта в Болгарии, на диске-гиганте была. Но у Вас на концертных записях «Самоцветов», мне кажется ударник, гораздо интереснее.
В: Нет, ну, как же! Все ансамбли играли. «Поющие гитары», «Поющие сердца».
Н: Виктор Дорохин там играл. У него на концертах соло было. И «Лейся, песня» — там Олег Медведь играл.
М: Еще мне кажется, что по своей природе биг-бит — британский вариант рок-н-ролла — музыка танцевальная и по сути своей эстрадная. Не берем студенческие группы середины-конца 60-х, когда пошла психоделика, появился тяжелый рок. А если брать классику — ранних Битлз, до 67 года, — это достаточно простая, танцевальная музыка. Она примерно такой и была на советской эстраде, когда пошли ВИА, биг-бит стал неким эстрадным стандартом. Где-то с середины 60-х биг-бит — это уже не авангард. И у Мирей Матье, и у Поля Мориа, все то же самое было. Даже Том Джонс в то время рокером считался! А вот когда появилось диско, все интереснее стало, ударные вышли на передний план. Ритм секция стала гораздо интереснее, чем была.
В: Она не то, что интересней — она просто стала громче. Ее больше выдвинули по балансу звучания вперед, чтобы усилить напор, ритмическую динамику.
М: Бас стал свободно играть. Партия баса абсолютно свободная в диско-музыке.
В: Я бы не сказал. По сравнению с таким группами, как Манфред Мэн, Кинг Кримсон, Йес — там же просто чудеса!
М: Но это ж не биг-бит.
В: Да, это арт-рок. А что касается Битлз, то они открыли направление, они ему дали жизнь, они его оживили за счет совершенно гениальных мелодий, которые и по сей день исполняются.
М: Это точно. Ансамблей битовых было много, а гениальных мелодистов очень мало.
В: Да, ведь и Битлз — это, в основном, мелодии.
М: А ритмика простая (ранние вещи — ничего особенного, легкая эстрадная музыка, песни для девочек) и ритм подчеркнутый. Но идея! Главное идея!
В: Да, безусловно, идея.
М: И последователей много было. Но гениальных мелодистов… Бог не дал. От космоса зависит, или от чего угодно. Битлов не стало, но остался Маккартни. Это тот же уровень!
В: Ну, не погиб бы Леннон, еще неизвестно, кто бы остался, потому что, в принципе, я абсолютно уверен, что лицо Битлз — это Леннон.
М: С 67-го года — точно. До этого, мне кажется, все-таки равное партнерство было.
В: И в принципе, очень легко определить, хотя всегда подписывались «Леннон и Маккартни» под песнями, дабы не было финансовых споров.
Н: Как в «Самоцветах» — Маликов, Пресняков. (Все смеются). Равное партнерство.
М: Владимир Петрович тоже великолепный мелодист.
В: Гениальный!
М: Количество песен невелико, конечно не сотня хитов мирового масштаба, но десяток хитовых мелодий, просто великолепных. Теперь не все знают, что это Пресняков. Не все знают, что это, вообще, «Самоцветы». К сожалению не знают…
В: К несчастью, все это не попадало на радио. На «Самоцветах», к сожалению, был уже определенный налет шаблонного восприятия, какой-то комсомольский настрой, агитационный. Если раньше был худсовет, который отбирал, нужны народу эти песни или нет, то сейчас есть формат. На радио приходишь — нет, отвечают, это не наш формат!

М: Чуть что посложнее, поинтереснее…
В: Сразу «не наш формат»!
Н: Видимо, «Самоцветы» тоже никак в формат не попадали.
В: Да, новый состав уж точно никак. Помню, первую программу мы сделали. Пресняков там играл минут 15 на саксофоне-синтезаторе, потом сложные композиции были, типа «Франсиско Гойя» и т.д. А народ пришел послушать то, что он привык слушать по радио. Просто сидели весь первый концерт, тупо смотрели: а чего это такое?
Н: Вообще, надо сказать, что в Москве-то не очень искали Валю Дьяконова в «Самоцветах» того времени. В других городах такое, конечно, могло быть, а в Москве все знали, что в ансамбле работает Беликов. Хотя новое звучание «Самоцветов» принять было непросто. Помню, как в декабре 80-го мы пришли на концерт в расчете послушать, то, что слышали до того: «Быть не может», «Все, что есть у меня», «Я люблю этот мир».
И вдруг совершенно другая музыка! Это был шок! Я, конечно, вышла с концерта расстроенная. Все, думаю, «Самоцветы» кончились! Это больше не они. Потом подумала-подумала, пошла еще раз через какое-то время. А ничего вроде! Потом еще раз. И понравилось. Потом прониклась. Хотя и не все, кстати, смогли проникнуться!
В: Не все, конечно. Потом мы и сами уже скорректировались, потому что прекрасно понимали: от того, как пройдет концерт, будет зависеть, состоится ли следующий.
Н: Вам обижаться на публику было грех! Говорю как зритель: билеты купить было непросто. Зал в Москве всегда был полный. А уж с какими ухищрениями мы билеты покупали! Благо моя подруга польским владела хорошо. Вот в кассе каждый раз мы и рассказывали, что она буквально на два дня из Польши приехала, чтобы только посмотреть на любимый советский ансамбль. Только с такими приколами и доставали билеты! Я вообще не помню, чтобы у вас пустовали залы.
В: Да. И особенно, когда уезжали на гастроли по периферии: на 12 дней в городе останавливались, по 3-4 концерта в день играли. Обычно по будням 3, в субботу и воскресенье — по 4. И Дворцы спорта были, и полные аншлаги. Люди приходили в 9 утра на первый концерт. И ведь вставали! Нет бы отоспаться после рабочей недели. Но все равно люди шли на концерты.
М: А программы часто у «Самоцветов» менялись? У «Веселых ребят» эти периоды, по-моему, очень длинными были: по 3-5 лет игрался практически один и тот же репертуар. А у «Самоцветов» ежегодно обновлялся, насколько я понимаю?
Н: Раз в полтора-два года программа менялась полностью.
В: Да-да. Часто. Причем программа менялась постепенно. Нельзя сказать, что мы садились на репетиционный период, чтобы заменить весь репертуар. Она менялась по ходу поступления новых песен. И где-то года через полтора это уже совсем другая программа получалась. За исключением хитов, от которых просто нельзя было избавиться. «Этот мир», «Все, что в жизни есть у меня»…
Н: Ну, и то в 80-м году их допели, и потом исполняли только в рамках попурри. Вот тогда вы резко ушли на совсем другую программу. В Олимпиаду пели все то же: «Будьте счастливы», «Я люблю этот мир». И вдруг после Олимпиады сразу такая программа выдается — обалдеть можно!
М: А как рок-музыка появилась в репертуаре «Самоцветов»? Про это вообще никто не знает или помнит, потому что на пластинках так ничего и не было издано, либо были смягченны аранжировки. А то, что звучит на концертных записях — это откровенный рок. Это признают даже серьезные поклонники и знатоки жанра.
В: Собственно, Маликов и набирал тогда такой состав. Понимал, что на месте ничего не должно стоять, иначе отстанешь. Поэтому у него уже и подбор был…
Н: А зачем, мягко выражаясь, тогда в ансамбле был Нефедов? Непонятно.
В: А все равно нужны песенки для народа.
Н: А! Сопливые такие? Типа «Бумажный кораблик»?
В: Да-да.
М: Под акустическую гитарку…
В: Все равно какой-то определенный стереотип оставался, ориентированный на типаж Дьяконова. Миловидный мальчик с добрым голосом.
М: Лирика такая дворовая. Это гнездится в русской душе, пожалуй.

Н: В конце 70-х в «Самоцветах» работал Андрей Рыбаков. В 80-м он куда-то исчез, и больше о нем ничего не известно. Не засветился ни в одном ансамбле.
В: Где-то года два назад он ко мне приезжал. Занялся оккультными науками. Живет какой-то совершенно замкнутой индивидуальной жизнью. Весь он в этих чудесах, весь в космосе. Какие-то он там голоса слышит. И все такое прочее. Все меня тоже агитировал. Что ты ерундой занимаешься? Это не музыка. Музыка, по его словам, нужна, но совсем другая — космическая, божественная…
Н: Он, в общем-то, и в то время выглядел не как все. Странноватый такой. Выделялся сильно в «Самоцветах».
В: Да. Но тогда он находился в определенных рамках. Статус солиста ансамбля «Самоцветы» обязывал.
Н: А он тогда же бросил музыку или просто куда-то ушел из «Самоцветов»?
В: А ему, собственно, некуда было уходить. Потому что, если честно сказать, брали его как серьезного вокалиста. И он ни одним инструментом по-настоящему не владел.
Н: Но я хорошо помню, что он за клавишами периодически сидел.
В: Сидеть-то сидел. Но какие там клавиши?
М: Разученную партию сыграть…
В: Он и на бас-гитаре пробовал. Но… Просто уровень других музыкантов ему не давал шансов.
Н: Получается, что когда Кретюк ушел в «Лейся, песня», «Самоцветы» года два вообще без клавишника работали?
В: Да! Просто такой период был.
Н: Два года? Затянулся сильно этот период. Неужели клавишника не могли найти?
В: Петрович играл. А потом появились электронные инструменты, всякие синтезаторы. Пугали всех звуками: ж-ж-ж-ж-ж!! Одну ноту держит: и-е-е-е-е-о-и-и-и-и!!! Всякие модуляции с ним производишь. Потом клавишные скрипки появились — стринги. Когда просто нужно аккорды держать, и все, есть подклад скрипичный.
Н: Но, тем не менее, потом Миансарова взяли, а он клавишник классный.

В:. Да! Он классный клавишник! Он и нотник отличный, и исполнитель. Пальчики у него бегали, будь здоров!
Н: У него же классическое образование? Консерваторское?
В: Да.
М: И семейное опять-таки! Эдуард Миансаров — известная фигура!
В: И Тамара Миансарова.
Н: Ну, Тамара Миансарова — это само собой. Родители с консерваторским образованием, и сын у них такой получился, музыкально подкованный. Хорошо играл. Вообще, надо сказать, сколько наблюдала, в «Самоцветах» я не помню плохих музыкантов.

И после этой фразы Наташи дальше наш разговор так оживился, что известные имена просто замелькали как в стремительном калейдоскопе. И какие имена — одно другого интереснее и ярче.

Наташа: Трудно перечислить, сколько тогда действительно хороших музыкантов было: Тот же Миансаров, Погожев, Горбачев. .. Кстати, я слышала, что он теперь «Русской песней» руководит.
Владимир: Нет, он уже ушел.
Михаил: То-то у них аранжировки сразу ухудшились. причем существенно! Да и нового сейчас ничего…
Н: А куда Горбачев делся?
В: А он как бы хочет быть композитором. Сидит дома, сделал свою студию. Пишет песни, предлагает всем.
Н: Неплохо. Собственно, известная его песня только одна у «Самоцветов» — «Все, что было без тебя».
М: Сильная вещь. На пластинке она записана слабо, а на концерте звучит — просто заслушаешься! И Лена поет с таким оттягом! Не зажатый голос.
Н: Я помню, она эту песню пела с двенадцатиструнной гитарой. Она действительно играла?
В: Да нет, конечно, она никакими инструментами не владеет.
Н: Просто делала вид?
В: Ну, так в принципе все сейчас делают.

М: Коля Расторгуев тоже выходит на концертах, берет 12-струнную гитару.
В: Нет, ну он и играет на ней. Я с ним работал в «Час-пик». Правда, только несколько гастролей. Леша Пузырев тоже там работал. И первый хит мы записали — «Не сыпь мне соль на рану» ( все смеются) Кстати, это было первое исполнение. Коля здорово ее спел! Не сравнить с Добрыниным. Там такой напор! У него вообще глотка невероятная!
Н: Это все рассказывают — «лейсяпесневцы», «Шестеро молодых» — какой великолепный у Коли голос! А Клейнот, вообще, считает Расторгуева лучшим нашим певцом. Где ж этот голос сейчас? Послушать бы!
В: А просто не требуется! Такая у них сейчас стилистика: простая, народная. «Любэ» сразу свой имидж заявили «Красными дьяволятами». В общем, свою феньку нашли и не хотят ее терять. Но когда надо он поет — мама дорогая! Мурашки по коже!!
М: Никто не верит! Причем ансамбль Виталия Клейнота работал с Бергером в ресторане. И записи даже есть…
В: Да, перед отъездом Леонида.
М: Хорошо работали. Так Кленот говорит, что вокала-то у Бергера никакого и нет, есть потрясающее понимание этой музыки.
Н: Западная манера… Он вообще о Бергере очень скромно отзывается, именно как о вокалисте.

В: Нет, Бергер — очень мощный вокалист. Я имею в виду даже не вокальные данные: Вот пример такой же — Рей Чарльз. Владение голосом — это что-то потрясающее!
М: Интонирование, как музыканты говорят.
В: Он такие выделывает: невероятные вещи.
М: Градский, мне кажется, правильно по поводу Бергера сказал, что он действительно изумительно исполняет ритм-энд-блюзовый репертуар…
В: Соул.
М: Но он абсолютно не чувствует душу русской песни. То, что надо русскому слушателю. Вот возьмем варианты песен, которые исполняет Антонов, и которые исполняет Бергер. У Бергера — Да, там он интонирует и великолепно все. Но это выглядит как любование собственным голосом. А это лишнее в той песне, которую Антонов просто исполнил. У Антонова же нет никаких выдающихся вокальных данных. Но, к примеру, «Как прекрасен этот мир» — стало тем исполнением, которое считается каноническим, и на диске Тухманова песня так вышла, и на радио такой была все время. Есть пластинка у «Веселых ребят». Эту же песню исполняет Бергер… ее тяжело слушать. Он аранжировку, и так сложную, красивую, еще и перенасытил своими вокальными изысками. Другой пример — это «Нет тебя прекрасней»…
В: Он ее гениально спел.
Н: Но народ-то любит Броневицкого!
М: Это совсем не то, что было у «Поющих гитар». Именно потому, что у «Поющих гитар» — это лирика. Не надрыв и не страдания негра на плантации. Наша эстетика совсем другая. Это и Градский о манере Бергере говорил. И Макаревич, тоже рассказывал. Они оба считают, что манера Бергера совсем не советская, она далека от русской традиции.
В: Да, она не советская. Леня был просто помешан на Рее Чарльзе. Он просто был фанат его, до такой степени, что готов был на него молиться. В гостиничном номере обязательно вешал его портрет, даже на гастролях, не говоря о том, что у него дома было — обвешано все, вплоть до туалета. Тем более он уже с юношества вообще не признавал советскую эстраду как таковую. А российский, советский зритель в принципе вообще не слышал западной музыки. И образовался как бы свой музыкальный менталитет в восприятии музыки и в восприятии голоса, в манере пения, потому что были определенные стандарты, То есть голос должен быть вот таким, и никак иначе. Существовали худсоветы. Я помню, к нам, в «Самоцветы», пришел устраиваться Коля Носков. Спел «Как прекрасен этот мир». Своим туманно-загробным голосом, с хрипотцой. Маликов просто в ужас пришел. Конечно, существовали определенные стандарты. Если они уже существовали даже среди музыкантов, то чего говорить о народе, который этого Рея Чарльза вообще не слыхивал? Знали его люди действительно сведущие, и в основном, из числа музыкантов.
М: Одна-единственная песня для народа — «Джорджия».
В: И то не для народа — для элиты. Чтобы понять всю глубину этого пения, этот эмоциональный настрой, владение, казалось бы, мизерным голосом, вспомните Эллу Фицжеральд. Хотя у нее, конечно, сильный голос. Но какое владение! Это Рихтер в своем деле!

Н: Был же у вас Беликов в ансамбле. Вокалист прекрасный. Владение голосом потрясающее.
В: Ну, насчет владения голосом я бы не сказал, что потрясающее, потому что опять-таки тут разный подход. У него, в принципе, очень сильный фальцет. Но сам голос: Его большой ошибкой была, конечно, «Деревня». Этот голос стал потом уже все время ассоциироваться с этаким деревенским мальчиком. Пастушком.

Н: А как он «Сонет Шекспира» пел! Супер!
В: Но мне казалось, у него всегда было какое-то недопонимание того, что он сам поет. Иногда просто устраивал бурю в стакане воды, где это вообще не требовалось. Предположим, то же «Зеркало и шут». Это было переиграно. Там нет таких эмоций, текст сам по себе весьма философский. А философия не предполагает крика. Это мудрый разговор, тихое донесение смысла того, что ты хочешь сказать.
Н: Но ведь комсомольская, музыкальная пресса-то визжала тогда от восторга., что «наконец-то у Беликова появилась песня, достойная его вокальных данных».
В: Ну, в принципе, да. Конечно, он раскрыл свои вокальные данные. И Петрович под него ее и писал, под его вокал. Но все равно — это было переиграно! Там много было истерики, а сама песня неистерична по смыслу.
Н: По смыслу — да. Но получилась хорошо. Потом у вас еще сильная вещь была. К сожалению, ее записи нет, и найти ее нигде не удается, ни у кого. Помните, это «Стоп, Мистер Рейган!»? Вот вещь была!
В: Вот здесь как раз требовались эмоции! Это ораторская песня! Песня протеста, возмущения. Причем возмущения такого, когда на себе рубаху рвешь: да что ж ты, гадина, делаешь со своими этими космическими войнами?! Тут как раз все нормально, здесь просто бунтарство, протест: я не хочу быть убитым!
Н: У вас она и сделана была красиво! Ее не просто записать, ее на видео снимать надо было.
В: Она была сделана в стиле арт-рок.

М: Вот слушаю вас и понятия не имею, о какой песне речь. Когда читаю старые подшивки, постоянно вижу, что из репертуара «Самоцветов» тех времен отмечается как высокое достижение именно песня, «Стоп, мистер Рейган». А там всего-то из ансамблей эстрадных, 3-5 песен упомянают. Но обязательно говорят и про эту, самоцветовскую.
В: Она много шума наделала.
М: Но получается «для тех, кто понимает».
В: Она удалась во многих отношениях. Я помню, приехали американские журналисты брать интервью по поводу этой песни. И все они пытались склонить нас: «А почему не «Стоп, мистер Брежнев!»?» (все смеются) «Почему именно Рейган?».
Н: Было очень забавно, когда песня так резко исчезла из репертуара «Самоцветов» сразу после того, как Рейгана в 84-м году переизбрали на новый срок. Как будто к выборам готовились: агитка такая для американских избирателей.
М: В СССР тоже была политкорректность. (Смеется) Новый президент — с ним еще жить 4 года. А, вообще, хорошо, есть концертные записи. Можно хотя бы сравнить пластиночные варианты песен с тем, как это звучит на концерте. На концертах «Самоветов» все совершенно иначе !
Н: У «Самоцветов» намного интереснее было на концерте, все-таки. Я много ходила на разные концерты. У других ансамблей пластиночные варианты, как правило, лучше, а на концерте играли грязно и сбивались. У «Самоцветов» концерты всегда идеально проходили. Хотя, наверное, там тоже могли сбиться где-то и как-то?
В: Да нет, практически такого не бывало. Петрович очень строго подходил к исполнению партий.

М: Наташа рассказывала, что постоянно менялись аранжировки концертные. Многие ансамбли, допустим, «Веселые ребята», у них существовал только канонический вариант, другого варианта исполнения не было. На каком бы концерте запись ни делали, она будет такая же, как на пластинке. У «Самоцветов» постоянно все звучало по-разному.
В: Просто это были личные инициативы музыкантов: давайте попробуем в такой-то манере исполнить!
М: Может быть, это еще все-таки какие-то полномочия руководитель давал? Говорят, Слободкин в этом деспотичен был, в плане музыкальных свобод.
В: Да, Слободкин не позволял импровизировать.
Н: А вообще, с кем проще работалось — со Слободкиным или Маликовым? Где музыканту было комфортнее, скажем так?
В: Комфортнее, конечно, с Маликовым. Маликов, он как бы определял репертуарную политику, но все-таки в плане аранжировки предоставлял достаточно большую свободу. А Паша, он врубался в какой-то стиль, и все! Из этих рамок было невозможно выйти.
Н: Я недавно общалась с музыкантом ансамбля «Голубой экспресс». Они репетировали на той же базе, что и «Самоцветы», и на старой самоцветовской аппаратуре. Так вот этот музыкант мне рассказывал, что часто бывал на репетициях «Самоцветов» и, что репетиции проводил Пресняков.
В: Да, собственно музыкой, конечно, занимался Пресняков. У Маликова задача была дела двигать, он был как бы продюсером: пробить, отдать на радио, записать пластинку:

Н: Но у вас же и директор был, Соловьев.
В: Не директор — администратор, т.е. достать билеты, заказать гостиницу. Потому что концертами занимался Москонцерт. Там специальный был отдел, гастрольный, который расписывал на год вперед. Ты знал, предположим, в январе, что будет в декабре. Специально работали. У них была монопольная система. Они созванивались с филармониями. Филармонии просили: пришлите нам для кассы таких-то, таких-то. А гастрольный отдел уже распределял, кто приедет и когда.
М: А левых концертов много было?
В: Так называемых фондовых? Много. Последние уже — в 80- годы, а потом пошли кооперативные концерты.
Н: А вообще, «Самоцветы» много гастролировали?
В: Много. Очень. Это опять-таки все зависело от гастрольного отдела. Конечно, там Маликов мог что-то подкорректировать, прийти в гастрольный отдел. Поговорить. Но лучше было не спорить с гастрольным отделом, потому что в их ведении еще были и загранпоездки.
Н: Кстати, о загранпоездках. Куда «Самоцветы» ездили в основном? Ну, по соцстранам — это понятно, Германия, Чехословакия, Венгрия:
В: Да, Болгария, Польша. И в основном, по воинским частям.

Н: По нашим же? (смеется). А в зарубежье подальше?
В: Из зарубежья подальше у нас были Алжир, потом Италия была:
М: Праздник газеты Юманите.?
В: Да. На этом празднике как раз была карикатура на Брежнева. На Брежнева и на Рейгана. Там такая, неконцертная деятельность была. Там целый парк сняли, построили очень много ресторанов, от разных стран: югославский ресторан, советский: И вот в этих ресторанчиках, каких-то наскоро собранных из каркасов, играла музыка. В советский павильон, предположим, заходишь: советская кухня, советская музыка. Ну, они очень эмоциональные, итальянцы, конечно.
Н: Ресторанным ансамблем, значит, подрабатывали.
М: А как воспринимали репертуар? Он был тот же самый, который и на нас рассчитан?
В: Нет, конечно, был немного изменен, много приходилось петь русских народных песен. Типа «Ой, мороз, мороз», Порушка-пораня:
М: А западные хиты «Самоцветы» вообще не пели? У «Веселых ребят» этого много было, у «Поющих гитар» тоже. А «Самоцветы» тем и отличаются, что это советская песенная традиция.
В: Потом уже жизнь заставила, когда хитов стало меньше, приходилось и «Чингизхана» петь.
Н: А здорово, кстати, пели! Я помню, на одном из концертов вы почему-то не стали ни «Казачок», ни «Чингизхан» петь. Так даже солидные мужики в зале сидели и орали: «Казачок давай!».
В: А это где было?
Н: Даже точно скажу. Это был 81 год, август, киноконцертный зал «Октябрь
В: (смеется) Я не помню. Такое количество концертов. Я как-то посчитал, в рамках Москонцерта я сыграл порядка семи с половиной тысяч концертов. А если учесть, что БИТЛЗ за всю свою карьеру дали 50 концертов: (смеется)
Н: Вы лучше Битлз!
В: Помню, когда умер Джо Дассен, был некролог. И первой причиной его смерти (он умер от аритмии сердца) была эксплуатация менеджеров, продюсеров его. Т.е. он за тот срок, который выступал, дал 200 концертов! Это считалось сверхэксплуатация!

Н: Кстати, вот интересный факт. Я помню, Высоцкий наш и их Джо Дассен умерли-то практически одновременно…
В: И Леннон.
Н: И все тогда стали петь песни на смерть Высоцкого. И только «Самоцветы» спели «Памяти Джо Дассена». Такая красивая песня была. К сожалению, ее всего один или два раза спели. А памяти Высоцкого — ничего почему-то.
В: Не знаю, мне ни одна не понравилась из всех памяти Высоцкого. Ни Окуджава, никто. Как-то все это неубедительно.
Н: А еще я помню, что вы репетировали какую-то песню, посвященную БИТЛЗ. Но почему-то я ее так никогда и не услышала.
В: Я не помню, чтобы мы ее пели. Но что-то такое задумывалось. А Битлз на самом деле мы любили. Если бы не они, я бы, наверное, точно бы в тюрьме сидел.
Н: Почему?
В: А у нас двор такой был. Рабоче-крестьянский. Это на Профсоюзной улице, дом 29. Дом построили от завода «Красный Пролетарий». Там рядом был генеральский дом из красного камня.
Н: А я там сейчас неподалеку работаю. На Дмитрия Ульянова. Около метро «Академическая».
В: Я там как раз и жил. Первый дом генеральский красный, а еще через один — наш. И у нас такая шпана была — будь здоров!
М: Говорят, в наши ВИА во многом перешла та дворовая песня, та, что называется «городской романс», эстетика — ночь, подъезд, гитара. Многие это подмечают. Мы-то, еще маленькие были, про шестидесятые говорить не можем. Но ведь очень много, пионерских, лагерных песенок было, хулиганистых и дворовых. Все они в битовом стиле сделаны. Так как сейчас Осин исполняет, как Владимир Маркин.
В: Когда Битлз появились в Англии, через год-два преступность там сократилась то ли в 7, то ли в 8 раз. Потому что все дружно покидали ножи и схватились за гитары. Настолько было сильное воздействие.

У нас, в «Самоцветах» было так: все музыканты вместе собирались, предположим, в гостинице. Что-то послушать новенькое. Тогда же обязательно с собой возили магнитофоны, кучу кассет, новые записи. Выпивалось какое-то количество спиртного, включалось все это, слушалось, анализировалось. Уф! Вот тут как сыграл! А тут! Уй, обалдеть можно! Потом приезжали, обязательно до начала концерта пытались все склеить, что до этого слушали. Такая своеобразная школа повышения мастерства. Был определенный круг: Женя Казанцев, Володя Кузьмин, Андрюша, я. Слушали, творчески переваривали, так сказать.
М: А Пресняков?
В: А у него другая история. Все-таки он ездил с женой.
М: А! (все смеются)
Н: Он жену охранял? Ему некогда было музыку слушать.
В: Да. Мало ли что!
Н: Или она его. Мало ли что. Хотя, вообще, ходят слухи, что Лена-то, как раз, человек очень скромный всегда была, а вот Владимир Петрович! Следить за ним надо было, а не за Леной.
В: Он все делал всегда красиво, и подкопаться было трудно. (все смеются)
Н: Молодец! Крупный специалист! Это при наличии жены, что всегда рядом!
В: В том-то и беда, что при наличии всегда! (все хохочут) Зато у него всегда был ужин. В отличие от нас.
М: А чем питались? Консервами? Или все-таки ресторан администрация обеспечивала?
В: Ну, рестораны тогда как работали? Одиннадцать — и всем спать! Отбой! Правда, удавалось иногда. Особенно когда официантки были на концерте. Тогда так: ребят заходите, обслужим быстренько. А заканчивали всегда поздно. Пока концерт закончится, пока аппаратуру соберем:
Н: Я знаю, что один из самоцветовских музыкантов в начале 80-х говорил: «Самоцветы» — это ерунда, Битлз — это наше все!», а вот уже в 90-е сказал: «Битлз — это такая ерунда! Вот «Самоцветы» — это ВСЕ!».
В: Молодец! Умеет перестраиваться! (смеется)
М: Нет, что говорить? «Самоцветы» для нашей культуры очень многое значат. Как и все ВИА. Уж как бы там кто к советской музыке ни относился, но сегодня слова плохого не скажет.
В: «Самоцветы» и сейчас работают.
Н: Ну, то, что сейчас работает — это…
В: Сейчас жизнь заставляет иначе. В принципе, я это время определил, как общефанерное. Все фанера! И все, что правительство делает, — фанера. Все делают вид, что работают, а на самом деле…
Н: К сожалению, это так. Особенно обидно за «Самоцветы», конечно. Вот «Поющие гитары»! А «Самоцветы»… Вроде все налицо, все музыкой занимаются. И в то же время…

М: Да, сейчас сильнее всех «Поющие гитары» работают. Но их в Москве не увидишь.
В: Я один только раз видел «Поющие сердца». Есть такой совхоз подмосковный, по Киевскому. Там они постоянно что-то отмечают. Какие-то успехи огурцовые, помидорные. (все смеются). А «Поющие гитары» сейчас работают, значит?
Н: Работают, и еще как! А когда собрались, это вообще было супер! Они, во-первых, собрались родным составом, т.е. Броневицкий, Федоров, Ступаченко, Левицкая. Григорий Клеймиц тогда еще был жив. Он восстановил все старые аранжировки, даже лучше еще сделал. Потом началось: Клеймиц умер. Федоров уехал в Канаду. Оля умерла от рака в прошлом году. И, в общем, там сейчас уже — увы и ах! Уровень, конечно, совсем не тот.
М: Но они успели переиздать многие свои записи, причем восстановили песни, которых и на пластинках-то не было, и восстановили с полным ощущением времени и стиля. На дисках у них качество звукозаписи новое, а вся культура музыкальная как прежняя сохранилась. Конечно, это звучит супер! И что тоже немаловажно, у Федорова голос сохранился — как будто 30-ти лет не было!
Н: И у Володи Васильева голос совсем не изменился. Они молодцы.
М: Аранжировки, вообще, не менялись. Просто это сегодня сыграно, и сыграно классно! Мастерство, наверное, только прибавилось.
В: Собственно говоря, появление «Веселых ребят» — это тоже благодаря «Поющим гитарам».
М: Это даже Слободкин признает.
В: Да. Первый состав просто весь репертуар «Поющих гитар» копировали, вплоть до «Комара муха любила».
Н: Даже то, что «Поющие гитары» перепевки западные сделали, «Веселые ребята» сделали эти же.
В: Да-да-да! У Паши это были кумиры № 1. Но потом, уже с появлением все новых и новых музыкантов таких как Лерман…
Н: Потом «Поющие гитары» уже выступать перестали. Они рок-оперу пустили. Так обидно, что сейчас только «Поющие гитары» смогли возродиться. Пусть и за небольшие деньги, но они работают большим составом, полноценным. А «Самоцветы» почему-то не смогли.

Н: Работают два каких-то совершенно непонятных состава. Особенно тот, что с Леной. Лена — это Лена! А остальных я вообще не признаю. Так, что-то там на сцене крутится!
В: А из остальных более или менее еще «самоцветом» можно назвать Сашу Нефедова, да и то с натяжкой. Власенко — я, вообще, не понял. Пришел в конце на какие-то месяцы, потом опять исчез.
Н: Слепцов — он, вообще, как выяснилось, просто танцор. Ну, чего он там? Ну, пел он потом в «Самоцветах». Но столько, сколько он из себя строит, он столько не стоит. Какой из него вокалист?
В: В общем, да. Приватизировали имя, одним словом.
Н: Да нет. Имя-то приватизировал Маликов. Он просто разрешил им пользоваться.
В: Нет, он не разрешил. Они хитрее поступили. Они же, там, где Лена, — «Солисты ансамбля «Самоцветы».
М: Слободкин своих засудил и за меньшее.
В: Да! Их же два состава «Веселых ребят». Гатауллина и второй — Пузырев, Файбушевич.
Н: Эти не работают, по-моему, вообще, они по диванам лежат.
М: Да, ждут, пока их позовут куда-либо. Гатауллин же землю роет — это точно.
В: У них сложные отношения, Пузырева и Файбушевича. Все никак не выяснят, кто из них главный, кто сколько должен получать.
Н: Это серьезные вопросы! Сейчас из-за этого много ругаются. Вот «Поющие сердца». Тоже обидно было. Ведь они собрались вместе. Там и Офицеров, и Ольцман, и Индроков, Харакидзян — цвет «Поющих сердец»! А потом разругались, разошлись, и тоже на два состава. Обидно, ребята-то все талантливые, хорошие. Чего не поделили — не понятно.
М: Руководителя нет. Руководящей руки.
Н: Там да! Там нет Виктора Яковлевича. Я согласна. Виктор Яковлевич, к сожалению, давно умер.
В: Да. И совершенно по-дурацки, увы.
Н: Вообще, внутри гаража в машине не закрываются нормальные люди.
В: Да. Уже сколько этих случаев! У нас был, у Левы Лещенко, гитарист — тоже в гараже: Непонятно! Это все равно, что сейчас сесть, включить газ и разговаривать! Обидно.
Н: Обидно за многое…

В: Да, прежде всего, непонятно почему сейчас все с ног на голову перевернуло. Что, вообще, происходит. Такой кривой шоу-бизнес совершенно.
Н: Эстрады больше нет. Есть шоу-бизнес.
В: Да, и шоу-бизнеса тоже нет. Это не шоу-бизнес!
Н: У нас все так! По-своему. Мы идем своим путем.
В: В принципе, все это от бедности. Концерты сейчас сделать крайне сложно, население некредитоспособно, чтобы заполнять залы. Если, предположим, раньше, получали 120 рублей инженерами, а ведь многие получали и по 250, и по 300 рублей. И могли отдать 3 рубля за концерт!
Н: Это точно. Я помню, мы в юные годы даже из тех денег, что родители на обеды давали, исхитрялись сэкономить и накопить по 3 рубля на билеты.
М: Кто цены-то за залы сейчас назначает? Вот к примеру Любэ давали юбилейные концерты. Так минимальная цена билета в «Росиии» — 2 тысячи рублей новыми!
Н: Да, от 2-х до 5-ти тысяч.
В: А для кого-то это целая зарплата!
М: Вот даже мы, люди не бедные, работаем много, профессионалы, но ходим-то на концерты вдвоем. Такси туда, тачка обратно, хорошие места — итого 500 долларов за чудесный вечер!
В: Да, еще буфет. Минеральная вода стоит 130 рублей!
М: Это же ни по какому курсу не пересчитаешь в старые деньги. Вспоминают один концерт Бони-М в СССР был. Тогда 150 рублей у спекулянтов билеты стоили. Дороже, тогда вообще, никаких билетов не было. Но это же один единственный концерт и такой ажиотаж воруг диско-музыки в 1978!. Так даже это никак, ни по какому курсу не пересчитывается сегодня на обычные серийные концерты, доморощеных «звезд».
В: На Стинга по 700-800 продавали.
М: В итоге получается, кто-то сам установил свои уровни доходов, никого не спрашивая. Экономия идет на качестве продукции. А «звезды» нынешние — какие у них зарплаты? Это уже явно не концертная ставка музыкантов тех лет!
В: Сейчас работа — в основном, корпоративные концерты. Это когда нефтянники гуляют, газовщики…
М: Ну, эти уважают стариков.
Н: И Льва Валерьяновича приглашают, да?
В: Да. Там деньги не считают. Там так: ну, сколько мы сегодня на концерт, 2 мешка денег потратим или три? Там нет даже понятия «сумма». Потом огромное количество таких мероприятий, как частные вечеринки. Когда богатый дядя празднует дочке два годика. И вот приезжают Пугачева, Киркоров, поздравляют этого клопа. А она сидит, глазами хлопает, вообще ничего не понимает, что происходит. (все смеются) Зато папа доволен.
М: И самое странное, считается, что кого-то такое положение дел устраивает. Кто слушает радиостанции FM-овские, что слушает? Тебе платят за то, чтобы ты это слушал? Твою любимую музыку там все равно не передадуют. Там свои деньги уже поделили — исполнитель, продюсер, редакция… А ты-то зачем бесплатно их слушаешь?! Нам просто скармливают свою «продукцию».
Н: Ну, нравится это народу.
М: Да не нравится это народу! Это стандарт такой искусственно созданый, чтобы легче было продавать! Как MTV создало свой стандарт видеоклипа. Исполнителю уже недостаточно просто выйти и спеть. Ему надо делать шоу, надо выглядеть на экране, надо быть прикольным и молодым… свет, пляски, режиссура… А где песня-то?
Н: Кстати, Лев Валерьянович шикарно выглядит. В свои-то годы! По телевизору, во всяком случае, он просто супер.
В: Он следит за собой. Молодец!
Н: Вон Винокур моложе насколько! А рядом с Лещенко — ну, просто небо и земля…

Н: Я еще вот о чем хочу спросить, Пресса в начале 80-х много шумела по поводу перехода Сарычева в «Самоцветы». Действительно, «Самоцветы» пели тогда много сарычевских песен. Вот только самого Сарычева я на концертах что-то не видела ни разу.
В: Он никогда не был в «Самоцветах». Только песни его брали.
М: Это так же, как Романов и «Аракс». Романов никогда не работал в «Араксе», но его репертуар там шел.
В: Да-да!
Н: А в прессе читаешь — «переход Сарычева в «Самоцветы».
В: Видимо, это просто из-за того, что стали брать его репертуар, и решили, что сарычевские песни — значит, и он там.
М: Осведомленность хромала, земля слухами полнилась.
В: Предположим, если бы мы услышали песни Джагера в исполнении Битлз, мы бы тоже решили, что Джагер перешел в Битлз.
Н: Вроде тогда пресса таких слухов не печатала. Обычно все проверялось.
М: Да это же «Московский комсомолец»!
Н: Не только «Московский комсомолец». И «Смена» ленинградская.
М: Откуда они знают, чего в Москве делается?
В: Да, они могли перепечатать материал.
М: Я помню, как в МК в те времена напечатали: «Наутилус Помпилиус» закончился и переименован в «Чай-Ф». Вот уровень «Московского комсомольца» и «Звуковой дорожки»! И это в те годы, когда для нас молодых свердловский рок был актуальным, а для них в МК разницы никакой не было!

Н: Понятно. Потом еще одного музыканта не помню, хотя его поклонники утверждают, что он в «Самоцветах» работал. Это Игорь Мялик.
В: Работал.
М: Он же, по-моему, от Стаса Намина?
В: Да-да-да-да! Очень хороший музыкант. Гитарист. Он очень недолго поработал. Стилистически интересный. Вроде бы и не джаз-рок, а такая горючая смесь. У нас такая музыка никогда не будет востребована. Люди к такой музыке не подготовлены.
Н: Хотя в самом начале 80-х «Самоцветы» играли достаточно сложные вещи.
В: Но все равно они были попсовые. Даже если и рок, это был такой попсовый рок.
М: Глэм-рок, да? Для стадионов?
В: Да. Исключения составляли такие вещи как «Стоп, мистер Рейган!», еще была «Франсиско Гойя», Глызин ее пел.
Н: Глызина я смутно помню. Помню, что стоял мальчик, похожий на Валю Дьяконова. Это единственное у меня ощущение тех времен. Уже потом узнала, что это Алексей Глызин.
В: А у Юрия Федоровича просто всегда была идея-фикс, чтобы кто-то был похож на Валю. Еще Курбаков. В этом составе у Маликова была странная такая ставка на то, что он тоже вроде как блондинчик.
Н: Ну, Курбаков-то непохож. Кстати, помню концерты конца 70-х. Вроде Курбаков никуда же из «Самоцветов» не уходил. В это же время был Глызин. И вот на разные концерты приходишь, или телезаписи смотришь: то Курбаков стоит, то Глызин. Они что там, по очереди что ли концерты работали?
В: Нет.
М: Говорят, Глызина обожали редакторши музыкальной редакции телевидения. И Слободкину ничего не стоило протащить «Веселых ребят» в шоу-формате, где Буйнов в белом платье и Глызин как клоун, со своими «тетями». На ТВ все на «ура!» проходило. Любое предложение.
Н: А вот с Глызиным, я помню, год 78-79, мы даже решили, что Курбаков ушел из ансамбля, мы долго его не видели. Глызин стоял все время. А потом вдруг раз — и снова Курбаков!
В: Ну, может быть, вы такой период застали. Он одно время ногу сломал, и очень долго пролежал. Я помню, ездил его навещать. Он в Химках жил. Может быть, этот период. У него какой-то сложный перелом был. Как-то он долго завис с этим гипсом. Хотя я тоже с гипсом — но работал! Я помню, «Волга» подъезжала. У нас как раз концерты были в Лужниках, во Дворце спорта.

Н: У вас там много концертов бывало. Часто.
В: Много. Кассу делали.
Н: Кассу делали. Причем в конце 70-х я не помню вообще ни одного вашего сольника в Москве. Т.е. отделением — да! А в первом отделении — вечно этот прицеп, никому ненужный, у вас шел. Там всякие… имен-то уже не вспомнишь.
В: Это легко объяснимая вещь. Москонцерт же надо было кормить. У него в штате вон сколько!
М: Жонглеры, разговорники…
В: Ну, да. Их же отдельно просто так не выставишь. Концерт жонглеров — представляете?! (все смеются)
М: И «Аншлага» еще не было, чтобы всех юмористов-разговорников собирать вместе.
Н: Конечно, шли на «Самоцветы». Я помню, в Театре эстрады: «Открытое комсомольское», концерт этот, 78 год. Первое отделение идет — «Самоцветов» нет. Так, какие-то, ерунда всякая. Второе отделение начинается — опять «Самоцветов» нет! Уже зал начал роптать. Все пришли на «Самоцветы». А чего насували — непонятно! Вел тогда концерт Марк Ольшаницкий. Так он выходит и говорит: «Товарищи, не волнуйтесь! «Самоцветы» будут выступать!»
В: Кушать всем надо.

Н: Шли, как на обезьянку, на «Самоцветов», а под это дело подпихивали… Вот в начале 80-х у вас уже сольников много было.

М: А 1984-й год? Ведь он для истории эстрады очень тяжелый был, работали комиссии по жанру ВИА, оценивали художественный уровень.
Н: По песне «Если бы парни всей Земли», да?
В: Распоряжение лично Черненко.
М: Все говорят, что тогда рок-музыка пострадала. Но она вся была в магнитиздате. А он Черненко не подчиняется! «Рокеры» и так не имели концертов, зато издавали свои магнитоальбомы, сколько хотели. А эстрадник без эстрады, как без работы — он никто.
В: Очередная советская компания по искоренению чего-то.
Н: И как проскочили тогда «Самоцветы»? Вы вроде ничего, но, правда, рок тогда петь перестали совсем, на попсу перешли дешевенькую.
В: Да. И заставили петь обязательные две песни. Причем все должны были петь! Это «Парни всей Земли» и «День без выстрела».
Н: И третья — по выбору. Третью по выбору вы тогда восстановили старую «Я не был на войне». А «День без выстрела» Андрюша Сапунов пел.
В: Да:
М: Здесь важно, как споешь! Я против этих песен, как таковых, ничего не имею. Сделай хорошую аранжировку, исполни как надо. Ничего позорного для профессионала, здесь не будет.
В: И аранжировку мы хорошую сделали. Причем по принципу, как группа репетирует. Давайте сначала найдем в этом драйв! Нашли нужный рисунок, потом на нем драйв создали, и в результате приличная получилась песня.
Н: Она неплохо звучала — никто не спорит, но это странно уже смотрелось.
В: А еще хорошая была песня «Рисуют мальчики войну». Андрея Богословского. Ее Маликов на всякий случай предложил, сказал, тоже сделайте.
М: Да, песня хорошая, впечатляет. У Бичевской она великолепно сделана.
В: Мы ее тоже с таким драйвом сделали. Скупая аранжировка очень, но напряженная такая!
Н: Кстати, «Если бы парни всей Земли», насколько я помню, вы в концертах мягко обошли. Там проигрыш какой-то между песнями шел, но петь — не пели. Так хитро выкрутились!
В: Ну, что ж делать! (все смеются)
М: А может быть, просто ритмически ее тяжело переделать. Там в словах ритм. Куда ее переделывать? Ни шага в сторону.
В: Да, она маршеобразная.
М: Эстрада — она ведь не сама по себе плохая, все дело в том, как люди к этому относятся. Можно и на эстраде шедевры делать.
Н: Конечно!

А потом разговор приобрел и вовсе интереснейшее направление. Инструменты — на чем тогда играли, трудовые будни легендарной группы «Скоморохи» и, конечно же — памятные фото из семейных альбомов. А там — знакомые все лица! Легенды, звезды, признанные знаменитости и неизвестные герои. А вы как думали?

М: Дети Пресняковых, Маликовых с ансамблем дружили? Говорят, что они у вас за кулисами выросли?
В: Ну, в общем, да. Во всяком случае, на летних каникулах они на все гастроли вместе с нами ездили. Тем более, летом всегда гастроли старались сделать в теплых краях. Мы и репетировали с ними. У нас работал Слава Мамонтов — артист оригинального жанра, поэтому его сын Никита тоже с нами ездил. Ну вот, Вовка — на барабанах, Дима — за клавишные, а Никиту — на бас-гитару.
Н: Кто-то из них вспоминал, что они Вам барабанные палочки как-то сломали.
В: Ну, палок-то они много переломали.
М: Как их сломать-то можно? Какую силу надо иметь?
В: Нет. Это, как раз, очень просто. Можно сильно ударить и никогда палка не сломается, а можно просто неправильное движение сделать… Это уже как аппарат поставлен.

М: Интересно узнать, а как в 60-е самодеятельные группы возникали? Когда инструментов еще нет, а играть хочется? Понятно, гитары делали из «табуреток» — в «Моделисте конструкторе» чертежи публиковали. А как барабаны сделать? От пожарного оркестра тарелки взять?
В: Нет. Ну, почему? В принципе, это было в магазинах. Дешевые барабаны ГДРовские типа «Трова». Кстати, были барабаны и приличные — «Премьер». Но только купить их можно было исключительно у спекулянтов.
М: Главное, что были. Многие связывают историю возникновения биг-бита в России с тем, что освоили производство электрогитар, и, конкретно, бас-электрогитары.
В: Многие сами делали. Практически у всех, кто начинал в 60-х годах, были самодельные гитары.
М: Есть фотография, где Анатолий Васильев — будующий руководитель «Поющих гитар» — в составе «Дружбы» на гастролях в ГДР, в магазине, где электрогитары продаются. Там моделей штук 50, вокруг стоит на полу, на стойках. И вот он — профессиональный гитарист — смотрит на все это, как на чудо техники. Кто-то его тогда сфотографировал. «Музима», которую Анатолий Николаевич тогда купил, до сих пор у него дома на стене висит. «Это моя рабочая гитара» — он говорит — «На ней все это сыграно и записано».
В: Ну, а аппаратура — все самопал было. Где-нибудь венгерские динамики чудом достанешь. Ящики для колонок сами сколачивали. Тогда масса умельцев была, которые паяли ночами чего-то, придумывали какие-то ревербераторы и усилители.
Н: Кружок «Оч.умелые ручки».
М: А ведь в любом профессиональном эстрадном оркестре тогда уже электрогитары были. Эстрада, это другой мир для вас был? Околоджазовый, для профсоюзных танцев?
В: Эти гитары были полуакустические. «Музимы». Они продавались в магазинах. Естественно, у них звучание было совершенно не роковое.
М: Рок-н-рольное звучание, кстати.
В: Ну, да.
М: Мода на «Стратокастеры» позже пошла.
В: Нет, уже у БИТЛЗ были не полуакустики, а доски. У них только у Маккартни была «скрипка» — полуакустика.
М: «Виолин басс» — это германская гитара. Она 80 марок стоила всего-навсего. Проще не придумаешь. Это потом она стала ого-го! Гитара самого Маккартни!

Н: Володь, а вот вы много лет работали, в разных ансамблях: от самодеятельности до уважаемого Льва Валерьяновича Лещенко. А где Вам интереснее всего было работать?
В: Конечно, самое романтичное время и связанное с юношеством — это «Скоморохи» — первые пробы, начало осмысленной игры.
М: Нет еще гастрольной рутины, графика?
В: Да-да-да! А потом эти подпольные концерты. В этом есть своя романтика. Когда стулья ломают.
М: Было такое?
В: Было и не такое! У нас какие точки были роковые — МЭИ, МГУ. Очень модное кафе «Весенняя птица». Это на улице Чайковского.
М: А в Москворечье не играли, в МИФИ? Возле кинотеатра «Мечта» кафешка была. Алексей Козлов и Андрей Макаревич вспоминают, что если концерт организовывают на Каширке, то можно быть спокойным, что никакая милиция не ворвется.
В: Нет. Там я не помню. Еще играли в ДК Горбунова, который сейчас снесли. Он был у Киевского, там, где «Рэдиссон Славянская». Помню, когда мы работали в «Синей птице», столько желающих было, что там просто перекрыли движение.
М: Что же такого вы играли-то, что стулья ломали и движение перекрывали? Какой репертуар был? Я хорошо представляю уровень рок-музыки и эстрады 60-х на Западе, но я не представляю, что могло тут прокатить на ура.
В: У нас даже хит был знаменитый. «Скоро стану я седым и старым».
М: Ну, это же не рок! Роком это можно назвать так же, как Тома Джонса в сравнении с Фрэнком Синатрой. А, вообще-то, это все та же самая эстрада. Я вообще к бит-музыке так отношусь. Да, это модная молодежная музыка, но это же не психоделика и не хард-рок. Зачем же стулья ломать!
В: Потом у нас была мини-рок-опера. Это в роковом стиле — «Муха-цокотуха». Ну, и плюс ко всему иностранный репертуар: Роллинг Стоунз, Битлз, Кингс. Градский — достаточно мощный вокалист. «Дом восходящего солнца» пел. Это его конек!
М: Жалко записей таких нет. Кстати, чтобы эту песню разучить, я на гитаре научился играть. Была такая у меня мечта.
В: У меня с Градским очень смешной эпизод был в «Веселых ребятах». Какая цель была у нас в «Скоморохах»? Аппаратура! Это самое больное место. А для этого деньги нужны. Саша говорил, что если бы нам такую аппаратуру, как у БИТЛЗ, мы бы их урыли по полной программе. Первая поездка у нас была от Владимирской филармонии. На год мы тогда уехали. После чего остались еще по триста рублей должны этой самой филармонии. А тут как раз Буйнова забирают в армию. Состава уже нет. Градский говорит: «Ну, ничего. Мы сейчас с тобой пойдем работать, я договорюсь, в Веселые ребята. Заработаем». Они тогда получали по 1,5 тысячи в месяц. Он посчитал, что поработать надо месяца 3-4. Как раз нам хватит на аппаратуру. Дождемся Буйнова и продолжим урывать БИТЛЗ. Ну, устроились. Вели такой аскетический образ жизни, когда на день покупалась буханка хлеба и три бутылки молока. А остальные деньги в общак шли: на аппаратуру. А Градский тогда подражал Леннону: надевал ленноновские очки, и представлял, что он, вообще, был Леннон. А мы Буйновым часто его подкалывали: «Саш, смотри, а у тебя начинает лысина появляться! Потом посмотри на свою задницу!» Он так комплексовал! Поэтому был у него такой ежедневный моцион. Каждое утро он просыпался рано, гремел гантелями, потом подходил к зеркалу и долго себя разглядывал (изображает, как Градский крутился перед зеркалом) «Да нет, врут. А, вообще, что это за дурацкое пятнышко?» Разлахматится. «Да нет. Прикалывают, наверное». Где-то минут 5 на это он тратил. Следующее — это разглядывание задницы. «Да! Что-то здоровая. Какие же упражнения придумать? Да, по-моему, нормальная. Нет, здоровая». И последнее — он подсаживался к моей кровати. А я уже знал, раз гантели начались, у меня еще минут 20 точно есть, чтобы полежать. И вот он подсаживался ко мне и начинал: «Итак, Володь. У нас сейчас с тобой есть 3 тысячи, буйновский орган мы продаем за 500:»
М: А что за орган был, интересно?
В: «Юность». «Венгерские динамики, значит, 250. Дальше: мы купили у Окуневской аппаратуру «Ихалед» (?). Значит, я ее двигаю за две с половиной:» Сумма, сумма…И когда все больше сумма набирается, у него возбуждение все больше происходит. И когда он доходил до 7-8, успокаивался. Этой суммы хватало для того, чтобы купить «Вокс» и урыть БИТЛЗ.
М: АС-100?
В: Да. Ас-100.
М: А АС-50 его не устроили? (Смеется)
В: Нет. Только АС-100!
Н: Это ж БИТЛЗ надо урыть!
В: И вот однажды, это было в Ярославле, нас поселили в гостиницу, которая, наверное, еще при Петре Первом была построена. Дали номер, напоминающий комнату умирающего Некрасова. (все смеются) С железными кроватями, с шишечками, с шариками. Зеркало и какой-то шкаф. И все! Как говорится, все удобства во дворе, телефон напротив. Мы приезжаем после концерта, и вдруг он достает две бутылки пива. Ни с того, ни с сего! А говорю: «А это что такое?». «У меня день рождения». «Ну, отлично. Давай отметим. Я тебя поздравляю.» В общем, он пару глотков выпил. Говорит: «Чего-то мне не нравится». А я любитель пива был. Все это выпил. Поговорили о том, о сем и легли спать. Ночь. Мне очень захотелось в одно место, и я начинаю вспоминать, где находится туалет. Вспоминаю, что мы живем на 6-м этаже, надо спуститься в подвал, пройти по какому-то коридору, потом подняться на третий этаж, тоже пройти какую-то массу коридоров. Я приоткрыл дверь. Ничего не освещено, полная темень. Думаю: чего делать? Смотрю — стоит графин. (все смеются) Ну, ладно, думаю, утром пойду и вылью. Куда деваться-то? Сделал я свое дело в этот графин, закрыл его и поставил. Утро. Уже чувствую: загремели гантели. Так, 20 минут у меня есть. Пошел следующий после гантелей моцион — разглядывание. «Нет, врут они все! Ерунда полная! Прикалывают!» Пошла задница. Задница обсудилась. Решил, что нормальная. И подставляется стульчик: «Итак, Володь! У нас с тобой сейчас есть 3 тысячи, продаем мы орган за 500. У нас 3 с половиной. Дальше, вот эти динамики я отдаю за 250. «Халету», что мы взяли у Окуневской, я толкаю за 2 тысячи:» Он уже доходит. Как всегда, он опять начинает возбуждаться. И в этот момент он возбудился до того, что у него пересохло во рту. Он видит этот графин. А он слепой — у него где-то порядка минус 7 — поэтому цвет он никак не мог разглядеть. Он берет этот графин. А я уже проснулся, но меня какой-то ступор хватил, типа, когда видишь, что сейчас ребенка машина задавит, а тебя, как будто парализовало, ничего сделать не можешь, даже пальцем пошевелить. И вот он берет этот графин. А я хочу сказать и не могу. Заклинило! Он берет. «Так вот эти две тысячи:» И начинает пить. Пьет, пьет, пьет…поставил…»Тьфу! Нассал что ли? Ну и дурак! Так вот эти две тысячи не будем сразу отдавать, а потом переведем их:» (рассказ идет под истерический хохот) Продолжил без запинки, пока не дошел до нужной ему восьмерки.
М: (сквозь хохот) Увлеченный человек!
В: В этом смысле, уникальный человек. Настолько целеустремленный, что…
М: А не звал он Вас и Буйнова обратно, в 70-х? «Скоморохи», как название, еще долго существовали. Какие-то случайные музыканты там собирались.
В: Нет.
М: Это личное что-то? С Сашей не хотели работать или на эстраде так хорошо было: у Слободкина, у Маликова?
В: Хорошо было в финансовом плане.
М: Градский — ведь не последнее имя. Он много работал. И аппарат у него хороший был — все говорят.
В: Я понял, что он будет нацеливаться на личную карьеру. Он поступил в институт Гнесиных. Он, в принципе, отработал в «Веселых ребятах» 3 месяца:
М: А что три, действительно? Слободкин говорит, что он полтора года работал.
В: Да нет! Нет! Месяца 3-4. Не больше.

Н: Недавно в «Смехопанораме» Слободкин рассказал, как он создавал «Веселые ребята» в начале 66 года, когда еще, вообще, ни одного ансамбля не было, никто не знал, что такое ВИА. Он первый «Веселые ребята» создал.
В: Ну, нет, конечно. Ансамбль «Веселые ребята» был предназначен для графика, т.е. обслуживать каких-то солистов…
Н: То есть они аккомпанировали Бродской?
В: Да, аккомпанировали. В перспективе он создавался, как бегунковый ансамбль:
Н: Типа «Экспресса» пульверовского?
В: Да, на графике! Ансамбль, который всем аккомпанирует. К примеру, сегодня нужен Нине Дорде, сегодня нужен Миансаровой, сегодня нужен этим…Это называлось: ансамбль на графике. Составлялся график: сегодня — эти, завтра — эти и т.д., и т.д., и т.д. Достаточно денежное дело, потому что за счет количества концертов набирается. А как получилось, что они записали пластинку? Это было без меня. Леня Бергер, Витебский, Валов. Добрынин. Они записали пластинку «Алешкина любовь», «Облади-облада», «Старенький автомобиль»:
Н: Т.е. выражаясь современным языком, на записи работали сессионные музыканты.
В: Да-да-да! Гитару записал Валов. Спел Бергер. И вот после этой пластинки сразу такой бум! «Алешкина любовь» стала супер-хитом, но она почему-то никогда на концерте не проходила. НИКОГДА!
Н: В смысле: не пели или публика не воспринимала?
В: Не воспринимала. Хотя все шли на «Алешкину любовь». Но они представляли, что ее исполняет какой-нибудь такой очень красивый мальчик. А тут Леня Бергер — за фортепиано, такой весь из себя черненький, с совершенно нерусской внешностью. Представляли такого простоватенького блондинчика, страдающего.
М: Валю Дьяконова.
В: Да-да-да! Типа такого. Кстати, у меня есть веселоребятовские фотографии.
М: А они оцифрованы?
В: Нет.
М: А можно посмотреть?
Н: Хотя бы просто посмотреть тогда!

В: Вот! «Добры молодцы».

В: А вот «Скоморохи».

В: Вот Буйнов только из армии пришел. Как раз я его привел в «Веселые ребята».
М: А это кто спиной с Градским?
В: Женя Казанцев.
Н: А это вот с опущенной головой — это Буйнов, да?
В: Да, в гимнастерке еще.
Н: Чего-то он горем убитый какой-то.

М: А кто это?
В: А это была поездка, про которую я говорил, когда мы год отработали и еще по триста рублей должны остались.
М: А этот снимок Градский публиковал. В «Караване истории» он давал большое интервью, и там были интереснейшие фотографии. Но он был вот так опубликован (закрывает рукой часть фотографии). А кто вот это?
В: Это то, что нам дали в филармонии. Они были местные. Мы просто приехали туда, нам еще двух гитаристов дали.
М: А это? Буйнов что ли?
В: Градский.
М: Градский такой?
Н: Ну, желторотый птенец! Но Градский!!
В: А Буйнов за фортепиано.
Н: Буйнов, по Вашему мнению, хороший клавишник?
В: Да. Но он как хороший клавишник? Он специфически хороший. Он роковый клавишник. У него такая роковая атака! Он не джазовый пианист, не поливальщик, не тапер, который черт знает какие фильетуры выделывает. Но в плане именно роковой подачи и рокового набора звучания, он классный. У него хорошая полиритмия рук.
Н: Т.е. в другом жанре он не смог бы работать?
В: Нет! В джазе, как джазовый музыкант, конечно, нет.
М: А, кстати, знаменитое фортепианное соло в «Варшавском дожде» кто записывал?
В: (уверенным тоном) Тухманов!
Н: Сам Тухманов записал?
М: Это точно? Это очень ответственное заявление!
В: По-моему, Тухманов. Да. Я помню, мы сначала болванку записывали «Варшавского дождя». Я и Женя Казанцев. И потом стали накладывать инструменты. По-моему, Адик сидел за фортепиано.
М: По крайней мере, в студии-то он точно был на записи?
В: Да.
М: Соло там просто гениальное! Такое шопеновское фортепиано!

М: А это Ваши знаменитые барабаны? И это все за свой счет покупали?!
В: Да.
М: С ума сойти! По-моему, тут больше 10 барабанов.
Н: Я же говорила, что мы штук 14 насчитывали. Потому что это жуть какая-то на сцене стояла. Вообще, такая громада! И тут висят, и тут стоят.

М: А кто вот это вот?
В: Леня Бергер.

М: А это Слободкин?
В: Юлик Слободкин. Да.
М: Это Избойников, да?
В: Угу.
М: Ну, Фазылов. Это Хабазин, Витебский — понятно. И Петерсон.

Н: А это, похоже, в Лужниках, да?
В: Ну, это трудно сказать. Дворец спорта. Но таких в городах огромное количество. Нет. Это-то где-то на гастролях.

М: А это? Интересно.
В: Женя Казанцев.
М: А что за номер-то?
В: Это как раз то, что Паша содрал у «Поющих гитар» — «Комара муха любила» и «Нынче мода на битлов».
М: Включая сценографию?!
В: Да-да-да!

М: Вот это шикарный снимок!
Н: Это где? В «Веселых ребятах» еще?
В: Нет. Это «Самоцветы».
Н: «Самоцветы». Но тогда это достаточно поздний снимок. Конец 70-х. Цветные-то костюмы в 78 году у вас только появились.

Н: «Добры молодцы». Только вот кто с Вами на фотографии?
В: Это Сашка Тимофеев — трубач, а это тромбонист Юра Назаренко. Он тоже какое-то время у Левы работал после этого.
Н: Володь, со «Скоморохами», в общем-то, понятно. Это юность, самодеятельность, делали, что хотели. Это действительно романтика. А потом? Я понимаю, что, как профессионалу, работать уже не так интересно, как в самодеятельности? Но все-таки ведь где-то было интереснее, где-то — совсем тоска, удавиться можно.
В: Вот, как профессионалу, где можно было себя показать, как индивидуальность — конечно, в «Самоцветах». Если рассматривать, как профессионал, принадлежащий какому-то определенному жанру, какому-то определенному направлению — ну, все-таки «Веселые ребята» состава Лермана.
Н: Т.е. когда Бергера уже не было? Когда пришли Лерман, Алешин?
В: Да, когда новая волна такого добротного качественного рока.
Н: Судя по пластинкам, я бы сказала, что не шибко там рок у «Веселых ребят».

В: Вот еще чешская есть.
Н: А! Это «Веселые ребята» в Чехословакии? Интересно!

В: Саша Градский. Это я, как сейчас помню, в Нальчике.
Н: Это «Скоморохи» в Нальчике?
В: Это не «Скоморохи» еще. Это зарабатывание денег на «Скоморохи».

В: Вот Лерман!
Н: Где у нас тут Лерман? Этот вот? Нельзя сказать, что он некрасивый, но и красивым не назовешь.
В: Ну, он интересный парень, высокий.
М: А кто вот этот? Витебский?
В: Это Володя Сахаров.
М: А вот это кто?
В: Ой, как же его зовут-то? Тоже Володя. Арутюнов что ли?
М: Да-да-да, был такой.
М: А это хорошая ударная установка — «Премьер»?
В: В принципе, уже профессиональная. Мои первые профессиональные барабаны.

М: А что за клавиши у «Веселых ребят»? «Матадор», немецкие?
В: Да. Скорее всего, да.
М: «Велтмейстер Матадор», по-моему, они назывались, тогда все играли на «Ионике-5″… и «Поющие сердца», и «Голубые гитары». А у «Веселых ребят» этот «Матадор» был.

В: Вот Барыкин в «Самоцветах».
Н: Ой!!! Барыкин в «Самоцветах»!!! Господи, ну неужели фотография такая нашлась?!

В: Вот с Малининым.
Н: Это Малинин???!!!!
В: Нет. Это рабочий. Он как-то за кулисами оказался.
Н: Значит, это Малинин????!!!!
В: Нет, это я.
Н: Жуть какая! Что-то такое торчит:
В: А это я имидж Ленина делал.
Н: Владимира Михайловича запечатлей! (Полонский смеется)
В: Детей пугать.
М: Прямо, «Голубая устрица» какая-то.

В: А вот еще есть фотография, когда Леня Бергер приезжал на «Рождественские встречи».
М: А кто это рядом?
В: Сейчас скажу. Это Малежик, это Барыкин. Это Саша Юдов. Покойный уже.

В: А вот это — я так в аэропорту проходил. (показывает фотографию, где он в женском облике) Мне там сказали: «Вы хотя бы фотографию с паспорте сменили!» (все смеются) Такого голубого разыгрывал, ходил так. А мы ездили вместе с Винокуром. Там вся его команда.
М: Володь, а какие-то старые публикации еще сохранились? По «Самоцветам», по «Веселым ребятам»?

В: Где-то должны быть. Вот «Скоморохи». Градский, Буйнов.

В: Много самоцветовских фотографий.
Н: А можно самоцветовские посмотреть? Это уже времен «Игры в волшебный тир» фотография.
В: Да-да.
Н: Такие уже все припанкованые чуток.

В: А вот, кстати, моя жена. (Показывает свадебную фотографию) У нас Лерман был свидетелем.
Н: Вот это он?
В: Да.
Н: Это какой год?
В: 72 год.
Н: Так рано женились?
В: В 22 года.
Н: Когда Брондман женился, ему уже за 30 было.
В: Да. Ну, он долго выбирал. А я сразу. Я не сопротивлялся. Уж повели — так повели.
М: Так Вы и сейчас играете на этой барабанной установке, на самоцветовской? Какая ее судьба?
В: Нет. Она сейчас лежит, как реликвия. Сейчас есть такое понятие — райдер. Закажешь — ставят аппаратуру, ставят барабаны.
Н: Такую установку таскать — контейнер заказывать нужно. Дорого. А жаль. И где же она хранится, эта реликвия?
В: У Левы.

Н: А это, по-моему, уж совсем поздние «Самоцветы»? Это вообще ни на что не похоже!
М: О! Шоу!
Н: Кошмар!

В: А вот это в Германии сделали. Монтаж.
Н: 83 год. Кондаков, Курбаков, Нефедов:
В: А, вспомнил! У меня же где-то альбом должен быть.

Н: А это в каком ансамбле?
В: «Самоцветы».
Н: «Самоцветы»? А что-то установка скромновата, по-моему.
В: Я же пришел-то с «Премьером».

М: Володь, а это что?
В: «Самоцветы».
М: Это не Брондман за роялем?
Н: Нет, это не Брондман. Он не был за роялем. Это, наверное, Хоралов за роялем, да? Володь, за роялем на Хоралова, по-моему, похож.
В: Да, это Хоралов.
Н: А кто этот гитарист?
В: Женя Казанцев.
Н: В «Самоцветах» Казанцев сколько работал?
В: Недолго. Около года. У него ж проблема была очень большая с алкоголизмом. Пару раз он сорвался.
Н: А вот еще, Володя, не вспомните? Был у вас в «Самоцветах» солист. Я не знаю, как его зовут. Он исчез раньше, чем вас стали объявлять на сцене. Это был где-то 78-79 год. Выступал в малиновом костюме и черной водолазке. В частности, он «Просто не верится» пел, был первым исполнителем «Белого снега», еще до прихода Кондакова. Такой черноволосый.
В: Чистый солист он был?
Н: Чистый солист. Даже в вокальной группе не стоял.
В: Что-то припомнить не могу. Вот еще какая-то статья.

Н: А! Кстати! Сейчас я Вам его и покажу. Вот этот! Рядом с Маликовым!
В: А-а-а-а-а-а-а!!! У него был, как любит Гранов говорить, маленький недостаток. (все смеются) Сейчас я вспомню. Саша! Саша…Саша…Надо же…Сейчас…Само прийдет.

Н: А это кто такой? Что-то на Пузырева очень похож.
В: Милославский.
Н: Вот это Милославский!? Т.е. это, вообще, самое начало 2-го состава?
В: Да-да-да!
М: Ой, какие, молодые-то! Лет по 25. Не больше.
Н: Здесь вроде бы всех знаю. Фотография не очень четкая. Вот это Барыкин?
В: Да.
Н: И еще, кто вот этот вот сидит? Узнать не могу.
В: Сейчас очки возьму. Ха! Это я!
Н: Да? А! Ну, да! За ударными же — Беседин!

В: Вот это, как раз, «Прощай».
Н: Это еще когда сам Маликов…год 77, наверное. Хотя костюмы цветные. Значит, 78. Но тут еще Хабазин. Когда Хабазин уехал? Году в 78? Или в 79?
В: Сейчас я у Лены спрошу. Она лучше знает. Его жена была ее хорошей подругой. Они вместе учились в школе.
М: Так у нее вроде там родители из Чили?
В: Да.
Н: А это кто, опершись на гитару?
В: Андрей Рыбаков.
Н: Значит, 78. А Хабазин еще на месте.

М: А это Избойников на трубе?
В: Да.

М: Эта тоже «Про комара»?
В: Да. «Комара муха любила». А была еще «До, свиданья, будь здоров! Нынче мода на Битлов».
Н: Это та знаменитая песня, с которой все носятся? «Веселые ребята» про Битлов пели! Ее тоже с «Поющих гитар» скопировали?
В: Да-да-да!! Да!

В: Вот! Эта установка.
М: О! О! Вот это красота!
М: А что это за фирма?
В: Перл.

Н: А вот Беликов в «Самоцветах»!
В: При первом приходе.
Н: Единственная запись с тех времен осталась — это «Уголок России».
М: «Аракса» есть какие-нибудь фотографии? Что-то, ни одной не вижу.
В: В «Араксе»? По-моему, нет.
В: Мне не попадается ни одной фотографии, где вместе Курбаков и Глызин. Действительно, как это получается, что у Курбакова ни одной фотографии с Глызиным?

Н: Это снова «Прощай». Только уже другим составом.
Н: Это вот то, что я хорошо уже помню. Только удивительно, что сам Маликов на сцене.
В: Был такой период.
Н: Ну, не в 80-х же! Он на сцену выходил-то под конец. Со всеми постоит, как курица с цыплятами.
В: Дело в том, что начальный диалог был с Маликовым.
Н: Это в 70-х. А в 80-х — это с Кузнецовым уже! А это фотография 80-х. Это уже 83-84 год.
В: Мне кажется, что это, вообще, Афганистан. Если Афганистан, то это 80-й. Потому что это было сразу после начала войны.
Н: Нет, у Кондакова этого комбинезона не было в 80-м году.
М: Что за номер-то разыгран?
Н: «Прощай».
М: А это что за персонаж?
В: Где? Ну, это я дурачился. Какие-то телогрейки одевал. Какие-то пожарные комбинезоны находил.
Н: И диким голосом орал: «Прощай!»

М: Володя, а это, по-моему, какие-то другие клавиши. Это уже не «Матадор».
В: Я, честно говоря, не очень помню.
М: А что вот это за аппаратура? Усилители, колонки стоят, комбики всякие. Вы говорили, что у «Веселых ребят» все супер было. Я таких моделей не знаю.
В: Это все разное, сборное такое. Может, чье-то личное. Вот это сзади Регент стоит.
М: Вот этот здоровый?
В: Да. Вот это басовый Биг, по-моему.

М: А кто вот это вот?
В: Хабазин.
М: Хабазин. Фазылов, да? А усилители? Это что Хабазин крутит?. Мне просто интересно. Я еще немножко историю аппаратуры отслеживаю.
В: Это Биг. Венгерский.

В: Вот с негром есть.
Н: Это уже самый конец. С негром. Для любителей. А вот это «Скоморохи»?

В: Нет, это «Лада». Это мы уже вдвоем с Буйновым.
Н: Когда же такое было?
В: Это в гомельской филармонии.
Н: А вот! Здесь даже написано «Лада»!

М: Володь, а здесь за клавишами кто? Лерман?
В: Нет, Женя Казанцев.
М: Казанцев — и за клавишными?
В: Сначала его и брали на клавишные.
М: А вот это что за колонка, она за ударными стоит? Это и есть Регент здоровый такой?
В: Нет, это биговская. Усилитель от нее на станке стоит, а сама колонка — биговская, басовая.
В: Я вспомнил, как из Афганистана летели на ИЛ-18, на военном. Потом открывается дверь. Пилоты: «Ребят! Зайдите к нам в кабину!» Пошли я, Женя Курбаков и Кондаков. Говорят: «Выпить не хотите?» Я говорю: «Да, мы вроде, как только что выпили». А у них стоит молочный бидон. Они его открывают, а там огромный половник! Спирт! И по железным кружкам! Говорят: «За прилет! За отлет!» Летим-то в Ташкент. Вдарили, разболтались. Говорят: «Ребят, а не хотите поводить?» Говорим: «Давай попробуем!» И началось: «Да, куда ты клонишь? Ни что не видишь? Вот! Вот! Видишь у тебя вот эта? Прямей держи руль! А зачем ты вниз-то пошел?» Ну, в общем, мы там поводили понемножку, входим в салон, Маликов бледный сидит, весь облевался. (дикий хохот) Это мы так потренировались на самолете. А он же не знал, что это мы там водили.
Н: Он думал, воздушные ямы?
В: Ну, да!

М: А публикаций больше нет?
В: Где-то есть! Сейчас сложно. Есть даже разгромные!
М: Вот это то, что нужно!
Н: Я помню сама, где-то в середине 80-х читала публикацию. Там что-то было про фашистующие группочки, типа «Кисс». И заканчивалась она тем, что «а вот недавно к нам в город приезжал ансамбль «Самоцветы», и мы снова увидели мужчин в цепях!» Вот такое сравнение с «Кисс». Вот такие фашисты приехали.
В: А в «Добрых молодцах» я под какую разгромную статью попал! Вернее, «Добры молодцы», когда я там работал. Просидели два месяца после этого без работы. Зыкина статью написала. «Обтянутые в кожу, как в перчатку, профессиональные джазисты так издеваются над русской песней!» Профессиональные джазисты!

Н: Володь, все рассказывают, как вы издевались над Слободкиным. А вот про «Самоцветы» никто никогда подобного не рассказывает. Неужели в «Самоцветах» утихомирились и уже не шутили ни над кем?
В: Ой! Да еще как! Основным объектом у нас был такой весь из себя интеллигентный, скромный Виталий Кретюк. У нас была такая феня. Выступал Володя Винокур со своими пародиями, а Беседин и Кретюк после каждого номера прикалывались. Ну, я решил Кретюка разыграть. Говорю: «Виталик, давай такую феньку придумаем. Вот он сейчас заканчивает цыганочку — на Сличенко пародию…» Ну, я его, значит, подговариваю: «Давай сделаем такую вещь! Как только Винокур закончит, ты выходишь вперед и такой цирковой номер делаешь: делай раз, делай два (Володя изображает тяжелоатлета с гирям, шагающего вперед богатырскими шагами), выходишь на авансцену — делай три (остановился в полуприседе). А к тебе потом подходят Беседин и Вовка Пресняков и делают вот так вот (показывает ласточку) вокруг тебя. Знаешь, какая хохма будет! Только это надо все серьезно сделать!» Репетировали с ним много раз. Я говорю: «У тебя лицо не получается! Нужно цирковое, зверское лицо! Делай раз! Делай два! Делай три! Так вот присесть! И вокруг тебя, значит, ласточки сделают». Ну, отрепетировали. Заканчивается номер. Виталий так волнуется. Я ему: «Пошел!» И он… Делай раз! (делает шаг вперед) Делай два! (еще шаг) Делай три! Вышел на авансцену дальше Винокура, присел. А Пресняков и Беседин, как были, так и остались на местах. Он так поворачивается. Мы ему (крутит у виска, присвистывает) «Ты чего?» И он, как был в этой позе, так за кулисы и ушел (показывает, как Кретюк пошел за кулисы). (Дружный хохот). Сел там на стул, говорит: «Господи! Какое коварство!» Маликов подходит и говорит: «Виталий, и для этого надо было консерваторию закончить?!» (Хохот просто до слез)

М: Да, это посмотреть бы! Надо было фотографа еще подослать.
В: Он потом очень долго переживал. Публика в каком-то недоумении: чего это он сделал?
Н: Володь, а кто придумал-то «Прощай»? И откуда она взялась?
В: Спонтанно. В автобусе ехали и прикололись. А вот представляешь, как бы ее военные спели? Ну, и начали. Просто в автобусе.
Н: Получилось, конечно, шикарно.
М: А кто главный прикольщик в «Самоцветах» был?
В: Да, в общем-то, все прикалывались. «Зеленые концерты», естественно, были, когда темп завышался в два раза. (поет «Все, что в жизни есть у меня» почти скороговоркой)
Н: Ну, это я один раз помню, такое быстрое очень исполнение «Все, что есть у меня». Ну, так, хорошо, в общем-то, выглядело.
В: Тут главное в том, чтобы артикуляцию еще… (строит рожи) Там скороговорки такие получались!
Н: Неужели за это не получали по мозгам?
В: Ну, получали, естественно. Но хохма дороже! (смеется)

М: Володь, а смены составов в ансамблях, в которых Вы работали, как-то сказывалось на взаимоотношениях в коллективе?
В: Нет, в общем-то. Иногда бывало, думаю: «А этот откуда взялся?» Вообще, даже и не знал, что новый человек появляется.
М: Малежик говорил, что за кулисами у «Веселых ребят» всегда стояли дублеры. И ты постоянно знал, что на смену тебе уже готов человек. Это, говорит, очень неприятное было ощущение.
В: Они называются «закулисные работники».
М: Такое и в «Самоцветах» было?
В: В основном, это было, когда вводился новый человек. И чтобы всему ансамблю не садиться на репетиционный период ради одного человека, он за кулисами сначала одну песню разучивал и пел… ну, не выйдет же он на одну песню, групповую! И когда он уже набирал достаточное количество песен, выучивал их, тогда его уже выпускали на сцену.
М: На моральный климат это никак не сказывалось? Здесь Малежик перегнул?
В: Нет, были такие моменты. Маликов тоже любил припугнуть. На себе я этого ни разу не ощутил, потому что было бы глупо, если бы за кулисами сидел барабанщик и барабанил. (общий смех)
Н: Главное, как оригинально!
В: А другие ребята? Наверно, кто-то переживал. Все солисты. Может, новенького не как дополнительного взяли, может под замену кому-то. Никому ничего не говорилось. Наверное, они просто внутри как-то переживали. Внешне ничего не показывали.

Н: Вы из «Самоцветов» в 1988 ушли?
В: Да.
Н: И почему? Неинтересно стало?
В: Нет! Просто все стали переходить на магнитофон. Пошла эпоха фанеры. Пошли кооперативные концерты. Зарплату уже не Москонцерт выдавал. Деньги стали делить между собой. Естественно, стал состав сокращаться. Ну, и потом мне стало неинтересно. Заводилась фонограмма, а дублировать ее мне как-то не очень интересно. А потом я уже понял, к чему все это идет.
М: А доходы у простых музыкантов в тот период изменились серьезно?
В: Я почти не застал этот период, и как они делили — я не знаю.
Н: Когда «Самоцветы» уже перешли на фонограмму всерьез? Ведь еще «Игру в волшебный тир» они еще работали живьем.

В: Да. Вот где-то в 88 году и перешли. «Ласковый май» заразил этим всех практически. Казалось, как просто! Можно, вообще, только нажимать кнопку, и брать, вообще любого, который и гитару-то первый раз в глаза видит.

М: Кто считался главным гастролером страны в то время, когда вы работали?
В: Смотря, какой год.
М: В начале 70-х? В конце? Этапами.
В: Я думаю, все равно, пальма первенства Пугачевой принадлежала.
Н: А из ВИАшников?
В: ВИАшников? С переменным успехом. Одно время — только «Самоцветы», было время — только «Веселые ребята», было время — только «Поющие гитары».
М: А «Песняры»?
В: И «Песняры»! «Песняры», конечно!
М: Стас Намин?
В: Нет. Такого ажиотажа не было. Были они популярны и работали. Но, они второй эшелон, типа «Лейся, песня», «Добры молодцы»…
Н: «Добры молодцы» — второй эшелон? Киселевский состав — да, возможно, но антипинский…
В: Нет! Я имею ввиду, второй эшелон, вообще, по имени.
Н: Если, по популярности, по имени, тогда, да!
В: В первый эшелон входили, конечно, «Веселые ребята», «Песняры», «Самоцветы», «Поющие сердца», «Ариэль» (был период)…
Н: «Ариэль» — это позже уже. А первая шестерка, мне кажется, это «Поющие гитары», «Самоцветы», «Веселые ребята», «Песняры», «Поющие сердца» и «Голубые гитары».
В: «Голубые гитары» немножко пониже. У них все-таки не было хитов.
Н: Зато они по заграницам больше всех ездили.
В: Да! Они под другое заточены были.
Н: У них репертуарчик был на ту публику выстроен.
В: У Гранова все было схвачено в этом плане. Он больше бизнесмен был.
Н: Юра Валов мне рассказывал, что у них было шоу, на заграницу рассчитанное. Я спросила: «Неужели наши «Голубые гитары» кому-то за границей интересны?» А он говорит: «Вы не понимаете! За границей если, к примеру, выйдут «Веселые ребята» и споют «Алешкину любовь»… вот это там никому не надо!»
В: Да! Там нужны русские песни.
М: Но какая гитара была у ранних «Голубых гитар»! Великолепно Дюжиков работал.
В: Да! Дюжиков!
М: Причем они в записях подчеркивали звучание электрогитары. У «Веселых ребят» такого не было. Когда появились «Самоцветы», тогда уже другие времена настали, другой звук.
Н: У Селезнева в первом составе гитара сильная на записях.
М: У «Голубых гитар» гитара культивировалась. Везде расставлены соляки гитарные!

М: А пробивные способности руководителя ансамбля, многое значили?
В: Конечно! Конечно!
М: А что больше влияло? Команда, которая собралась, лидер — музыкальный руководитель, который с этой командой делает песню или сам художественный руководитель, у которого возможности управлять репертуарной политикой, договариваться, пропихивать?
В: Я думаю, все вместе.
М: Векштейн, например, уже в 81 году со своими металл играл.
В: Да.
М: Но ни одной записи, ни одной съемки. А ему это и не надо, он даже в Москве не выступал! Его ребята играли такое, что никто знать не знал, что это. Виктор Яковлевич от всех старых музыкантов отказался, набрал новых. Носкова, который Маликову не подошел, к себе в ансамбль взял! Сегодня кому расскажи, никто не верит, что был период в истории советских ВИА в начале 80-х — когда они играли самую авангардную музыку. Какую хотели такую и играли.

Н: У меня, в связи с этим, всегда только один вопрос возникает. А где те зрители, которые заполняли залы? Сама ходила! Знаю, что залы были битком, билеты не достанешь! Сейчас, никто, оказывается, не знает, что это было. А зрители-то эти куда делись?
В: Обнищали зрители. Сейчас собрать кассовый концерт — это могут только такие, как Киркоров. Да, и то, сейчас тот редкий случай, когда отрицательная реклама сыграла отрицательную роль. Вся эта история с корреспонденткой.
Н: Киркоров просто уже всем надоел.
В: «Песняров» очень поднял скандал, когда они сорвали концерт. Писалось об этом случае в таком гневном тоне, а народ, наоборот, воспринял это, как: Молодцы! Наши! Показали этим!

М: Юрий Антонов, тоже работал с «Веселыми ребятами»?
В: Он работал, как композитор. В смысле, «Веселым ребятам» свои хиты давал. Но это он всем давал. Он, как и Добрынин, сразу несколько хитов нескольким ансамблям давал. У кого получится.
М: Из композиторов лично в студии с кем вы работали? Кто курировал запись, аранжировку до ума доводил?
В: С Тухмановым. С Добрыниным, но он не курировал. Он только проверял. Не его аранжировки были. Если Тухманов свои аранжировки приносил (как он видел вещь, как она должна звучать), то Добрынин приходил просто конечный результат послушать — получился хит или нет.
Н: Володь, кстати, о хитах. «Олимпиада-80» — «Самоцветы» шикарно пели. Ее много крутили: по радио, по телевидению. Вопрос такой: ее «Самоцветы» полностью записали или Тухманов еще кого-то наложил?
В: Ее же первым записал Тынис Мяги?
Н: А до этого «Самоцветы» много пели: и на концертах, и по радио, и по телевидению. По крайней мере, я знаю три разных съемки этой песни у «Самоцветов». Но есть у меня сомнения, там скрипки, и много скрипок.
В: Это стринги! В то время это уже было не в диковину. Стринги сначала были отдельные. Это сейчас один аппарат: хочешь стринг, хочешь дудки, хочешь симфонический оркестр.
Н: Я знаю, что Тухманов любил других музыкантов накладывать или, вообще, со своими музыкантами инструментал писать. Например, «Веселые ребята» в некоторых его записях только пели. А вот «Самоцветы» сами сыграли или…? (включила запись «Олимпиады-80»)
В: Тухманов мог уже принести готовую.
Н: Но на концертах-то вы ее играли.
В: Играли, да. Играли, играли! Но, вообще, это очень простая вещь. Чистое диско.
Н: Но шикарная вещь. И пели шикарно. Брондман, Курбаков, Рыбаков, Кондаков. Т.е. вы этого не записывали?
В: Я не помню. Скорее всего, Тухманов мог и готовую передать. Так же, как в «Веселых ребятах» — «Как прекрасен этот мир» и т.д….
Н: И, по-моему, в «Это Москва» тоже не «Веселые ребята» играют?
В: Там играет «Мелодия». «Это Москва» — «Мелодия» записала фонограмму, а дописала ее вокальная группа. (Слушает «Олимпиаду-80) Немножко ускорено.
Н: Немножко — возможно, потому что все это с магнитофонной пленки. Магнитофоны по-разному воспроизводят.
В: Ну, это на студии легко восстановить.
Н: Михаил, Володя говорит, что не помнит, чтобы они «Олимпиаду-80» записывали. Это, возможно, и Тухманов принес.
М: Как принес?
В: Готовую фонограмму.
М: Уже инструменталку готовую?
В: Конечно. В это время уже были и секвесторы и т.д. Можно уже было записывать бас на клавишах. Барабаны тоже забивались — уже машинки были.
Н: На концертах-то у вас она не хуже звучала.

В: Она и не могла хуже звучать. В любом случае, человек лучше исполнит, чем машина. Машина не может создать драйв! Ведь даже каждый день другой эмоциональный настрой.
Н: Знаете, я это замечала. Чем дальше от здания Москонцерта проходит концерт, тем «Самоцветы» играют лучше, больше двайва, вставляют какие-то более хулиганистые номера. Как только здание Москонцерта рядом — так все! В частности, я помню, что на периферии вместо «Казачка» пускали «Чингизхан», Сережа Кузнецов вместо того, чтобы про фигуристов рассказывать, рассказывал про бюстгальтер — убойный номер был. Но вы никогда не делали этого, если Москонцерт в пределах, как говорится, шаговой доступности.

В: Всегда психологически действует, что невидимое око за тобой наблюдает. Когда приезжали в какой-нибудь город, Маликов всегда интересовался, кто придет. Не будет ли секретарь обкома? У нас в Ставрополе один раз Горбачев, в то время еще начальник Ставрополья, был на концерте. В таком случае прически зализывались, чтоб уши были видны, репертуар менялся, выкидывалась эта песня, эта, эта, эта, вставлялась, наоборот, эта, потому что, не дай бог, не понравится. А то потом не оберешься, не разгребешь!
Н: Кстати, про Маликова вопрос. Везде и всюду говорится, что Маликов был секретарем парткома. Это даже на юбилее «Самоцветов», на 25 лет, Ефим Шифрин говорил. А недавно в интервью одному нашему знакомому журналисту Маликов сказал, что он имел отношение к партии только в виде уплаты членских взносов, никогда даже в парткоме не заседал.
В: Нет. Он был секретарем парткома.
М: И долгое время?
В: Насчет времени я не могу сказать, но знаю, что его избирали секретарем парткома. И мало того, он еще всякие собрания проводил. Причем удивительная деталь. Меня эта деталь поразила. Это что-то из области фантастики какой-то. Мне буквально за несколько дней до звонка Маликова снится сон, что я сижу на собрании в «Самоцветах», и идет какой-то партийный разговор.
М: Ужас! (все смеются)
В: И такой ужас меня охватил, когда я на самом деле это увидел! В том же самом помещении! Это предбанничек на «Красной швее». И даже то, что я сидел именно на подоконнике! Там такие низкие подоконники. На них можно было сидеть. И чего-то там обсуждалось, какая-то партийная линия.
Н: У вас в ансамбле много членов было? Или Маликов просто политинформацию проводил?
В: Да, это было, как политинформация.
М: А, вообще, какая-то официальная жизнь коллектива была внутри ВИА: политинформации, комсомольская организация? Может для формальности?.
В: Было. Мне даже как-то Маликов поручил провести политинформацию по поводу Китая. У нас тогда с Китаем были сложные отношения. Ну, естественно, с моей интонацией, это превратилось в гомерический хохот! (Все смеются) Когда я, как Бовин, надел очки и стал рассказывать, как надо поступить с китайцами, как их надо проучить, в конце концов, даже сам Маликов раскололся, не выдержал и начал смеяться. Хотя все это должно было на самом деле серьезно происходить.
М: А у Слободкина, как это было?
В: Нет. Там этого не было.
М: Говорят, что он даже в комсомоле не состоял?

В: Нет. Состоял. Потому что меня заставили вступить, как раз, в «Веселых ребятах» в комсомол. Была первая поездка в Чехословакию, а если не комсомолец, то не выпустят, потому что были всякие парткомы, которые тебя вызывали, задавали вопросы: насколько ты политически подкован. С нами должен был на эти гастроли ехать Юра Григорьев — звукоиммитатор. Ему начали задавать вопросы. Какая передовица сегодня в «Правде»? Он говорит: «Я не знаю». Ну, там еще что-то спросили. А кто первый секретарь коммунистической партии какой-то страны? «Да, не знаю я». Ну, в общем, задавали-задавали ему вопросы. Он и говорит: «А зачем мне все это знать?» «Ну, как зачем? Ты должен быть политически подкован!» — «Хорошо! Тогда Вы вместо меня поезжайте, и все это им там рассказывайте!» (дальше сквозь хохот) «А я останусь здесь! Вы политически подкованы! Выходите на сцену и зрителю все это рассказывайте! Кто первый секретарь, какая передовица!»
М: А если он разговорник, как он вообще едет куда-то заграницу? Или это в гарнизон наш выезжали?
В: Да. Это в гарнизон. Но, вообще-то, он ездил за границу и так. Потому что, в основном, у него весь номер построен на звукоиммитации. И небольшие соединительные фразы, которые легко очень выучить. «А теперь, как проедет паровоз»! И опять звукоиммитация. Интересен-то, как раз, этот момент.
Н: Номер-то у него оригинальный был. Но практически одно и то же много лет. Потом это уже скучно стало.
В: Еще один очень прикольный случай был. Тоже с «Самоцветами». У нас была танцевальная пара, народного плана.
Н: Я помню. Вставной номер. Собственно, зачем он был не очень понятно.
В: Все очень понятно! Танцевала Люся, а это дополнительная ставка.
Н: Это чуть позже, а когда танцевальная пара появилась, там не Людмила Михайловна была.
В: Алена! Они сейчас в Америку уехали. Сын у нее в Большом театре работал. Балетный. И на гитаре прилично играет.
Н: А потом уже Людмила Михайловна… Я так помню, они со Слепцовым в паре танцевали?
В: Нет. Саша Калинин был и две девочки. Танцевали они украинский гопак. И какой-то непонятный концертный зал, может кинотеатр. Из-за чего-то за кулисами отрубился свет, а они не успели переодеться. А там такая музыка: там-там-тара-та-там (напевает веселенькую народную музычку) Причем с паузами, чтобы топотушки были слышны. (изображает, как звучала музыка с паузами) Мы начинаем эту вещь играть, как бы плавно, с заходом из-за печки. Они как лебеди выплывают. Ну, а потом быстрей, быстрей, потом остановки, топотушки, национальные ходы, какой-то волчок. В общем, они не переоделись. И мы эту вещь сыграли. Просто, без всякого танца. (все хохочут) Зрители ничего не понимают. Ну, ничего себе! Пришли на рок-группу! И тут какой-то гопак с какими-то длинными паузами, ничем необыгранными! Абсолютно ничем. Ну, ладно бы еще пауза — и тут какие-нибудь пассажи вставлены: где барабаны, сумашедший брэк какой-нибудь (изображает барабаны) А тут просто БАМ!… БАМ!… БАМ!БАМ!
М: (сквозь хохот) Аутентичный народный вариант!
В: Ну, закончили мы играть, конечно, со слезами. Особенно, когда эти паузы, это было ужасно смешно. Не будь мы на сцене, мы бы умерли!

М: Володь, а почему, у эстрадных ВИА никаких инструментальных номеров не было?
Н: Как это, вообще, не было? Что значит, не было?
М: Ну, только у «Поющих гитар»! А вычеркни их!
Н: А, у «Самоцветов» почему не было? «Ты моя единственная», потом Моцарт, Хачатурян!
В: Да! Были! Были!
М: И много?
В: Да.
М: На пластинках это ничего не вышло?
Н: Конечно! Конечно!
В: Играли. Инструментальные — они, чем выгодны были? Потому что они давали разрядку определенную. Постоянный вокальный напор, да еще и проигрыши вокальные. Когда там можно было соло на гитаре сыграть, а они все равно — ла-ла-ла-ла-ла (напевает «Я люблю этот мир») Тот же «Мир не прост». Там ведь тоже: па-па-ла-па-па-па-па-ла-па-па (напевает «Все, что есть у меня») А инструменталки выгодно отличались тем, что давали возможность отдохнуть и ушам. Ведь у нас существовал советский баланс, когда вокальный уровень намного превышал инструментальный, для того, чтобы слова донести, в отличие от западного. Там наоборот, больше делался упор на эмоциональное давление инструментов.

Н: Мне как-то больше нравилось со словами.
В: Это опять-таки с советского менталитета, который выработался, очищенный, отшлифованный худсоветами.
Н: Ну, душевно же было послушать. Вот, допустим, Кондаков «Белый снег» пел. Вещь!
М: У нас в то время обожали Поля Мориа. Ансамбль «Мелодия», кстати, с Львом Лещенко на гастроли ездил.
В: Да, часто они были.
М: Он студийным ансамблем считался, но с Лещенко они регулярно выезжали. Гаранян в каком-то интервью рассказывал.
В: Лещенко тогда был в штате Гостелерадио. Это был такой радийный певец.
Н: Года до 80-го он солистом Гостелерадио был? Потом уже «Спектр» был.
В: Да. Потом «Спектр».

М: У ансамбля «Мелодия» великолепные записи на пластинках! До сих пор помню, в пионерском лагере мне старшие ребята говорили: у нас есть «Песняры» и «Мелодия» Георгия Гараняна — запомни, малец!
В: Они хорошо работали.
М: Там Дип Перпл и Слейд в это время были, а тут «Песняры» и Гаранян. Так я и запомнил!

Н: В общем, никто с этим не спорит. Володя, когда ушли из «Самоцветов», с какими ансамблями Вы тогда работали? Хотя бы приблизительный перечень. Я понимаю, хронологию трудно восстановить.
В: Это группа «Радио», Дюжиков ее создавал. Это я первым делом. Хотелось окунуться в родную стихию, в более настоящий рок. Независимый: и по текстам, и по манере исполнения. Где-то с полгода мы погастролировали, потом у Сережи проблемы начались с женой, а потом он, вообще, в Америку уехал. Потом я с Пульвером работал. Подвернулась поездка в Германию вместе с цирком на три месяца. А тут как раз такой период настал, что советские деньги стали просто не нужны. Потом в театре Пугачевой — с Малининым. Потом попробовал администраторскую работу. Была очень длинная поездка с Малининым. На три месяца по России. К нам еще прицепили американца — рок-н-рольщика. Эд Маккой. Это кошмар, конечно! Человек не понимает, что такое квадрат!
Н: В смысле?
В: Ну, скажем, вот закончился куплет. Надо на следующий перейти. А он не понимает, как перейти на следующий. Мы с ним мучались — это что-то! Я вставал, начинал бешено играть сбивку. Вот сейчас! И показываю: здесь вот вступай! А он: «А! А, сейчас!» А уже поезд-то ушел. (смеется) И чего-то так напрягла меня эта поездка! Думаю, нет, надо завязывать. Глюки от всего этого уже начались. Попробовал администратором работать. Понял, что это совсем не мое, не по моим нервам. Я, когда закончил свою администраторскую деятельность, наверное, полгода к телефону не подходил. Я его просто боялся, я его ненавидел. То одна новость, то другая новость! Тут не склеилось! То это, то этому надо дозвониться, то билеты! Я говорю: нет, не буду.
Н: Это у Беликова?
В: Да-да! Ну, а потом уже с Левой.
Н: Наверное, года с 93?
В: Нет. Наверное, с 91. Стоп, стоп, стоп! Нет! Путч был в 91 — я еще был у Малинина. А это год 93. Потому что, когда расстреливали парламент, мы как раз с Левой приезжали, и наш поезд в тупик загнали. И всю ночь мы просидели в вагоне.

М: Володя, а тот проект, который сейчас старые московские рокеры собирают — «Черное и белое». Валов, Дегтярев…
В: Дегтярев Витя. Валера Шаповалов.
М: Вы про него можете чего-нибудь рассказать?
В: Ну, пока ничего конкретного. Пробуем. У нас основная проблема — это репетиции. Проблема-то больше во мне заключается, потому что репетировать на электронных штучках — это как бы несерьезно. Если делать коллектив для своего кайфа…
Н: Надо достать старую самоцветовскую ударную установку!
М: А где ее ставить?
В: Помещения нет. Весь вопрос в помещении. Если раньше можно было в любом клубе договорится, практически бесплатно, хотя бы за то, что раз в год у них отработать концерт — и этого было достаточно, то сейчас…
М: Деньги вперед!
В: Да. Сейчас все жестко. Все приватизировано. Все поделено. Тебе сразу объявляют, сколько это стоит. А с этим сложности. Юра говорит: «Давай мы запишем все это пока на электронных…» Я говорю: «Юра, понимаешь, это не серьезно! Я не хочу свое имя подставлять под эти электронные!..» Потому что там нет динамики, а та что есть, она такая убогая! Там нельзя сыграть рельефную сбивку, предположим, как будто создал эффект воздушной ямы (изображает сбивку), чтоб у человека: «Ух! Ой!». Чтоб это, действительно… А на этих… она такой же дятел, как и электронный барабан. Она просто урод: пу-пу-пу-пу-пу. Ударяй ты сильней, тише, а она все равно ровно звучит, хоть ты умри!

М: Да, красиво звучит, но безжизненно.
В: Безжизненно. Она мертвая. И плюс драйв. На ней драйв невозможно создать. Это нужна живая, настоящая тарелка. Ты ее раскачал… Все! От нее волна пошла! Все! Она соединилась с басом! И пошла вот эта пружина! Ну, это просто чувствовать надо! Машина это не может создать.
М: Правильно! А иначе чего ради старикам собираться? Что сказать людям!
В: Ну, да! Какой смысл?!
М: А мы так и поняли, что все эти ребята при делах. Концертный конвейер вам не грозит. Нам кажется это творческий, вдумчивый проект. Они что-то для себя и для нас делают.
В: Да-да! Там очень интересный материал! Я его прослушал в демо-варианте. Достаточно интересный материал.
М: А чей? И что там такое?
В: Такая свободная рок-музыка.
М: Это свой репертуар?
В: Да. Это в основном репертуар Валова и Валеры. Очень интересный. И по мелодиевой задумке, и по аранжировке.
М: Это старые вещи или они сейчас что-то сделают?
В: Нет. Сейчас делают. Это то, что накопилось за много лет, то, что он и в Америке прожил, что там придумывал, записывал один на студии. Я как понимаю, проект делается для души. А что из этого получится? Это уж, как говорится, что получится, то получится.

Н: Вспомнила одну самоцветовскую фишку с Вашими ударными. В какой-то момент казалось, что ударная установка взорвалась. Вы как-то сильно ударили — и как-будто взрыв! Какой-то такой световой эффект. Первый раз мы это увидели, и сразу мысль: взорвалась! Наверное, что-то замкнуло! Потом начинаешь понимать, что замкнуло в голове, а в ударной установке замыкать нечему.
М: Рисом, вроде посыпают на барабан. Рис, когда по нему сильно ударят, разлетается, и в свете будет такой эффект.
В: Нет. Нет там никакого риса. Просто зажигается достаточно яркий свет.
М: Значит, эмоционально воздействует?
В: Да. Тут главное угадать, когда его зажечь, когда ты уже своими делами заморочил голову, чувствуешь, что человек уже сидит так, уже чуть немножко в транс начинает входить, и в какой-то момент его будишь. Ой! Оказывается, я на концерте сижу!
М: Володь, а когда пошли спецэффекты на эстраде? Не простые прожектора, которые стояли даже в клубах, а когда специальное значение свету стали придавать, осветителей своих держали?
В: Это началось с таких шоу-групп, как Кисс.
М: А у нас?
В: У нас как? Появились видеомагнитофоны. Все же смотрели эти шоу. Музыкалки тогда очень любили на видео. Впервые, увидели то, как у них это шоу происходит! Здесь все свет… это все оттуда.
М: Это середина 80-х, значит, постепенно так?
В: Да.
Н: Ну, отдельные-то эффекты и раньше были! Прикол этот с ударной установкой. Еще помню, году в 82, причем тоже на концерте «Самоцветов», первый раз увидела, как дым пустили. Сидим в первом ряду. И вдруг из-за ударной установки выползает дым! И ползет по сцене к зрителям.
М: Это же надо было специальных людей набрать?
В: А у нас же был обслуживающий персонал, который аппаратуру возил, расставлял, подключал. Это, как правило, 3-4 человека, которые сидели в штате Москонцерта, специальные должности на них были.
М: А кто из уважаемых людей у «Самоцветов» был рабочим сцены?
Н: Ширвиндт-младший. Всем известно.
В: Ну, он работник еще тот был!!! (смеется)
М: Володь, считается, что даже работником сцены попасть в такой коллектив — это уже достижение было. Ведь многие и музыкальное образование имели, но не могли работать сами на сцене, поэтому их брали как-то где-то гитары настраивать.
В: Да. Но дело в том, что там все время большая текучка была, потому что ставки были низкие. Люди получали что-то порядка 4-5-ти рублей с концерта.
М: Ну, а запах кулис! А приближенность к этой жизни!
В: Кому-то нравилось, но если предоставлялась возможность улучшить свое финансовое положение, то они, конечно, пользовались этим.
Н: А костюмер в «Самоцветах» была?
В: В «Самоцветах» не было костюмера, потому что костюмером была у нас Люся. В «Веселых ребятах» была костюмер. В «Добрых молодцах» была костюмер.

Н: Володь, не вспомнили, как фамилия того Саши? И когда уехал Хабазин?
В: Лен! Ты не помнишь, когда Хабазин уехал?
Лена: Володя Хабазин уехал? В каком году родители уехали в Японию? Они в этот же год, по-моему, уехали.
В: В 80-м году они вернулись.
Л: В 80-м вернулись. Значит, 77-й, наверное. Они осенью уезжали.
Н: На заключительном концерте Песни-77 Хабазин на сцене. Мы Володе запись показывали сегодня.
В: А, ну, да! 77-й быть не может. Концерт-то заключительный. Значит, 78-й!
Л: Ольги уже не было. Она уже с родителями уехала. А родители уехали в мае 77-го.
М: Супруга у Хабазина — дочь чилийских коммунистов?
Л: Да. Да. Эмигрантов. Они в Испанию уехали. А потом уже, когда развелись, Хабазин в Швецию уехал.
В: Он познакомился там со шведкой.
Л: Кстати, не забыть его поздравить 4-го числа с днем рождения! Я все время помню, но в этот день все время забываю. (смеется)
В: Помнишь, у нас в гостях был? У него еще жена, такая худенькая. Саша. Певец.
Л: Ты мне лучше скажи про него. Чего ты про нее говоришь?
В: Ты на концерте была или нет? Он пел на стихи Бернса: «У меня жена…»
Н: Фамилию Володя никак не может вспомнить.
Л: Ну, я тем более! Ты же знаешь, что у меня с фамилиями очень плохо. Фамилию точно я не вспомню. У меня с фамилиями — беда.
В: Он был у нас в гостях вместе с Андрюшкой Рыбаковым!
Л: У нас в гостях все были.
В: Вспомнила?
Л: Его я вспомнила. А фамилию не помню.
В: Какая-то лошадиная фамилия! (Смеется)
Л: У него такое раскосое лицо, более приплюснутое.
Н: Может, фамилия вспомнится потом.
В: Вспомнится! Вспомнится! Вот где-то она вот здесь вот стоит, а дальше не может подняться. (смеется, показывает на лоб)
М: А сейчас Лена нам расскажет, что такое быть женой музыканта «Самоцветов».
Л: Во всяком случае, ни один из двух детей близко к музыке допущен не был. (все смеются) Нам хватило.
М: А дома как? Музыка всегда звучит?
Л: В связи с тем, что у меня нет слуха, и я музыку не люблю с детства, потому как меня учили в музыкальной школе. Володя говорит, что я сломала ему жизнь. Дома музыки нет.
Н: Володь, а на работе музыка не надоедает, чтобы ее еще и дома слушать?
В: Если честно, то у нас сейчас концертов мало.
Л: Ну, когда молодой был, он сюда чипсы свои принес.
В: Фипсы! (все смеются)
Л: Фипсы. Он тут пытался развить какую-то деятельность, но не прокатило. И поэтому во всем винит меня, что я не дала.

М: Володь, у ударников какой-то специальный режим? Спортивные упражнения?
Н: Ударники все почему-то выглядят лучше, чем остальные музыканты: гитаристы, вокалисты и т.д.
М: И Вы только подтверждаете это.

В: Надо поддерживать себя, соответствовать, потому что после каждого концерта приходишь мокрый, и после каждого концерта меняешь рубашку. Потому что нагрузка достаточно высокая. Особенно в 80-е годы, когда все пошло нон-стоп. Зрителям не дают времени аплодировать, просто душить, душить и душить без остановки!
Л: Просто можно было выжимать пиджак!
В: Работаешь всеми четырьмя конечностями. Сидишь на этой единственной точке. И ее еще надо найти, так, чтобы две ноги были свободны.
Н: А музыкального образования у Вас никакого?
В: Я не закончил Ипполитова-Иванова, поскольку надо было урывать БИТЛЗ, и ехать на гастроли. (все хохочут)
М: Многие тогда побросали. Причем, когда я Слободкину делаю комплимент: «Ну, как же! У Вас выдающиеся рокеры работали! Из самодеятельности! Люди все прошли, все повидали!» Он: «Какая самодеятельность?! У меня все люди закончили и имеют образование! Специальное музыкальное!» Он очень возмущается, когда это ему приписывают: «Какой андеграунд?! О чем Вы говорите?! Вы себе представляете, что такое Москонцерт, и что такое андеграунд?!»
В: Там, действительно, во всех ансамблях всегда были нужны те, кто знает ноты, потому что нужно было записываться, когда выделяют два часа, и, не дай бог, не уложишься!
Н: Бадьяров говорил, в «Песнярах» ноты не очень знали.
В: Маккартни до сих пор нот не знает.
М: У него штат специальный. Это только говорят, что БИТЛЗ — 4 человека, на них индустрия работала!
В: Много писал на свирели Купер.
М: С западными рокерами все в порядке! У Пинк Флойд в штате 4 человека, а когда они концерты дают, еще 20 человек на гитарках подыгрывают, по барабанах и клавишам стучат — но это внештатные.
Н: АББА тоже 4 человека и сзади оркестр.
М: Оркестр уровня Джеймса Ласта! Зато АББА — группа! У БИТЛЗ тоже это было, когда рок-н-рольный период кончился, когда действительно полет мысли начался.
В: Да. «Сержанта» когда делали.
М: Трех гитар чтобы «Сержанта» записать уже не хватит. Чего говорить! Это же не на танцах играть! Это действительно Музыка. Там идей-то, звуков сколько!
В: Идеи аранжировочные — они все мартиновские. Их приводил в цивильный вид Мартин.

М: Почему-то Слободкина называют «русским Джорджем Мартином». Он какими-то выдающимися знаниями в звукорежиссуре обладает? Или аранжировщик гениальный?
В: Не знаю. Конечно, он много аранжировок делал. Но все равно, когда приходила новая плеяда музыкантов, погоду они делали. Они были более образованные, в плане музыкальной литературы. Последние диски у них всегда были. Паша классный музыкант был. У него абсолютный слух! Можно было задницей на рояль сесть — и он тебе все ноты назовет! У него, действительно, абсолютный слух! Но при этом ни одной ноты не может спеть. Совершенно голосовой аппарат не подключен, т.е. связки не слушаются.
Н: Вы говорите, что у Паши многое музыканты определяли. А в «Самоцветах» музыканты приходили — они что-то определяли? Или это четко — Кретюк, Пресняков, какие-то определенные люди?
В: В «Самоцветах» — больше Кретюк и Пресняков. А в последствии уже только Пресняков.

Н: Но тогда появился Миансаров. Он тоже аранжировщик!
В: Он мало делал, потому что Петрович монополию положил на это дело. Поскольку большинство песен он писал, поэтому и аранжировки сам делал.
М: А Пузырев в «Веселых ребятах»? Как у них со Слободкиным складывались отношения в музыкальном плане? Многие считают, что именно Алексей создал звучание лермановского состава?
В: Ну, не то, что создал, но довольно много приложил к этому. Он очень талантливый, в принципе, по природе.
М: И консерваторское образование.
В: Да. С ним учился вместе Валя Витебский. «Я, — говорит — Поражался! Он никогда ничего не учил, не читал. Так, дурака валял. А все отвечал. Домашнее задание делал прямо в классе. Говорили ему, что вот такую-то партитуру надо составить. И он моментально это делал. Я, — говорит — мучался, ночами не спал, что-то зубрил, пытался понять гармонию звуков, почему нельзя это располагать здесь, а эту ноту нельзя располагать здесь, почему эти две ноты нельзя совмещать при таком-то аккорде. А для него это было, как будто он это знал!».

Н: Говорят, что любой творческий коллектив — это гадюшник. Так ли это? Как отношения внутри ансамблей складывались? Чисто человечески? Дружили, не дружили? Или просто пришли на репетицию: Привет! Привет! Отыграли и разошлись!
М: Да. Чем рок-группа от продюсерского проекта отличается?
В: Я могу сказать что тут очень многое зависит лично от человека. Насколько он уверенно себя чувствует. Например, если какие-то и были случаи в «Самоцветах», я их никогда не касался. Потому что я себя достаточно уверенно чувствовал.
Н: Владимир Полонский был незаменим!
В: Ну, не то, что незаменимый! Но ко мне не могло быть особых претензий в плане исполнения.
Л: По-моему, все общались нормально.
В: Ну, в принципе, да. Я не помню, чтобы у меня с кем-то был конфликт.
Л: Вообще не было каких-то глобальных конфликтов.
В: Склок не было, но все равно было что-то вроде группировок: те, кто входил, скажем, в главную группировку, те, кто занимался прослушиванием музыки по ночам, привозил новые записи и т.д., и т.д. Вот Брондмана это никогда не интересовало. Ему вся эта музыка была до фонаря.
Л: Все равно никаких склок-то не было. Все равно все общались. В гости ходили.
М: Но не дружили — так получается?

Л: Ну, почему? Дружили! Сколько Брондман приходил к нам! Он жил здесь рядом. Совершенно нормальные отношения. Он очень хороший. Мне нравится.
Н: У Саши и голос хороший. Ему оперные партии петь с такой глоткой.
В: Да! Но тут я могу привести пример Градского. Такую глотку тоже редко найдешь. Просто не голос, а иерихонская труба. И в плане тисетуры, и в плане громкости. Но не хватает умения владеть голосом. Хотя голос очень сильный, но сказать, что он филигранно владеет голосом и эмоциональной передачей, нельзя. Просто поражаешься его диапазону.
Н: Как Клейнот сказал, диапазон великолепный, голос супер, но совок и есть совок.
В: Хотя воспитан на БИТЛЗ. А ведь из всех вокальных групп она до сих пор считается непревзойденной по мастерству группового вокала. У них настолько голоса сливались! Создавали такую волшебную палитру тембров! По отдельности каждого отличишь. Харрисон, Леннон, Маккартни. А когда они вместе поют — это необычайная палитра, просто завораживающая. Скорее всего, вот так бог распорядился, соединил их, и они создали такой ансамбль.

Н: В конце 70-х, до прихода Беликова в 80-м году, у «Самоцветов» была великолепная вокальная группа. Практически не было ярковыраженных солистов. Голоса сливались просто фантастически. Приход Беликова фактически разрушил ансамбль.
В: Беликов просто придал новое звучание. Все равно отличается мужской голос от женского. Женский голос он все равно слышен, потому что это женский тембр. А он дал немножко другое звучание. Более мужское что ли. Но при этом сохранялась эта высокая тисетура.
Н: Но Беликов-то был солистом.
В: Это второй раз он был солистом.
Н: Так я и говорю о втором разе.
В: Ну, а как он мог разрушить, если он выступал в качестве солиста?
Н: Действительно, Беликов придал новое звучание. Это было интересно, это было здорово. Но ведь когда ушел Беликов, и «Самоцветов» не стало фактически. Но до второго прихода Беликова «Самоцветы» существовали, как ансамбль. И насколько красиво звучали!
В: У любого ансамбля все равно существует срок жизни. Я только единственный ансамбль в мире знаю, который был популярен, сейчас популярен и актуален. Это Роллинг Стоунз. Больше я ансамблей не знаю, который прожил бы такую долгую жизнь, не изменившись при это ни на йоту. Как они были подворотные ребята, так ими и остались. Пели в этой манере, по-расхлебайски так. А тут Маликов стал искать более модных исполнителей. Потом у нас появился этот «Модерн Токинг» — Женя Пахомов. В данном случае Маликов хотел сыграть на том, что они популярны, а Женя похож. Это была ошибка, конечно. Петь-то он, вообще, не умел.
М: Это Маликов лично определял? Пресняков ни причем?
В: Да. Это Маликов лично определял.
Н: А правда, что Беликов по КВИН фанател?
В: Да! У него, в принципе, и аранжировки такие, с ориентацией на КВИН.
Н: Это «Ноктюрн» — его собственная песня?

В: Да, она тоже вся в стиле КВИН выдержана. У него и тисетура подходила. Меркуриевская. Другое дело, что Меркури мог еще петь низким голосом. А у Сережи это отсутствовало. Меркури — это просто гений, которые раз в 200 лет рождаются. Такое свежее направление дал, совершенно отличное от всех остальных, всех групп! Плюс, конечно, профессиональное мастерство, и, естественно, сама музыка. За одну только оперу ему Нобелевскую премию давать надо.
М: Я заметил, Вы по ходу разговора всегда возвращаетесь к БИТЛЗ. И никогда не возвращаетесь к Роллинг Стоунз. Один раз только сказали, что, будучи «Скоморохами», играли что-то из Роллингов. Эти два ансамбля существовали одновременно, но, если БИТЛЗ до экспериментов студийных — это эстрада, то Роллинг Стоунз с самого начала, с 64 года — это однозначный рок. С первых тактов — вот это рок!
В: Это даже не рок. Это ритм-энд-блюз. Потом это очень абстрактное понятие — рок. Ему по-настоящему до сих пор очень трудно дать определение, что же это такое.
М: Сравнить, «Кент бай ми лав» и «Паинт ин блек»!
В: В 60-х, в 70-х годах БИТЛЗ не называли рок-группой, вообще. Это бит-группа.
М: Тогда слова рок не было. Оно появилось позже. Может быть, Вы уточните? Наверное, 66 год? На западе тогда появилась музыка «для тех кто понимает».
В: Да. Оно появилось с такими группами, как Дип Перпл.
М: Но это тяжелый рок. Но еще раньше были группы, которые играли тяжелее, чем БИТЛЗ. Там, может, гениальных мелодий не было, зато энергетика колоссальная. Все это очень интересно, ведь они совсем не эстрадные.
В: Все это можно найти у БИТЛЗ. Просто БИТЛЗ — это те люди, из которых люди потом брали просто направления. Вплоть до песни. Из какой-то песни можно было развивать целое направление. Вот, например, «Тэксмен» — это уже тяжелый рок. Я уже называл «Холд ю хенд» — это металл, по большому счету. Другое дело, что там он не исполнен до конца, в тех пропорциях. В металле две бочки нужны обязательно. 120 ударов надо поддерживать. Но по мысли, по направлению — это металл. БИТЛЗ — это книга, в которой все заложено.
М: «Дик Дейл», например — абсолютно самостоятельное направление — «серф гитар». Это мощное направление, и звучит великолепно. Оно, конечно не такое мощное, как БИТЛЗ, но у БИТЛЗ такого, вообще, не было.
В: Есть, конечно, отдельные направления, где БИТЛЗ не имеет значения. Например, этнические. Боб Марли. Такая чисто этническая музыка. Там только позаимствованы инструменты, на которых БИТЛЗ начали играть — три гитары и барабаны.
М: В 60-е вообще были популярны гитарные инструментальные ансамбли, вроде Шедоуз, Вентурес… у нас, конечно «Поющие гитары»! Ведь у БИТЛЗ чистого гитарного звука не было. И аранжировок, построенных только на этом нет. У них только Харрисон виртуоз-гитарист был.

Наташа: Володь, а можно провокационный вопрос? Вы — ударник! Вы — великолепный ударник! На мой взгляд, лучший в нашей стране ударник. А на Ваш взгляд, кто у нас классные ударники, особенно в вокально-инструментальном жанре? Кто, про кого бы Вы сказали, что он, может быть, даже лучше Вас, или на уровне Вашем?
Владимир: Классный барабанщик был в «Поющих гитарах» — Помидор. Багрычев был очень приличный барабанщик, такой очень напористый.
Михаил: А Фокин?
В: Фокин — классный барабанщик. Но он немножко односторонний. Он, как зарубился на Лед Зеппелин, так из нее и не вышел. Классная манера, но жизнь шла вперед, появлялись новые приемы, новые подходы к игре. Хорошо очень мыслил традиционно между руками и ногами, у него была очень отличная картинка. Колоссальные рисунки при этом создавал. Но он как-то так и остался в своем ключе.
Н: А вот Дорохин в «Поющих сердцах»? Или Генбачев в первом составе «Самоцветов»?
В: Генбачев, я считаю, очень классный барабанщик.
Н: Он же джазмен больше.
В: Но больше — джазмен. Да, больше — джазмен.
М: Это два мира. И поэтому вопрос. Молодое сумасшедшее поколение 16-18-летних рокеров 60-х. И немного старше — поколение молодых джазменов. Как они сосуществовали? Ведь и одно, и другое не признано официально. Козлов рассказывает свою историю московского андеграунда, и Вы рассказываете, и еще ряд музыкантов. Козлов лет на 10 постарше — и истории разные получаются.

Н: Тут чего далеко ходить? Владимир Петрович старше Володи всего на 4 года. Но Пресняков — джазмен, а Володя — рокер. Всего 4 года разница!
М: Мне не нравится, что много внимания людям, которые создали рок-музыку, из которой вышли наши ВИА. Но совершенно забывают, что игра на танцах модных мелодий началась не в 64-66 году. Это было уже в 57!.
Н: В 53.
М: Да. В 53. Фактически со смертью Сталина.
В: Ну, тогда что было? Факстроты.
М: Но рок-н-ролл — это 54 год. Его уже играли.
Н: Анатолий Николаевич Васильев рассказывал, что они уже рок-н-роллы играли, а это 54 год.
М: Слушали джаз по «Голосу Америки», записывали, снимали аранжировки и играли на танцах в среде студенческой молодежи. Джазмены тоже не любили профсоюзные вечеринки. Интересно именно на студенческую аудиторию работать. Все было. Но получился вот разрыв поколений! Мне очень — неприятный. Я музыку, как единое развитие, понимаю. А многие пытаются ее историю разорвать. Все, что было до появления самодеятельных гитаристов, это пустыня!
В: Ну, я не знаю. Тут все совпадает, т.е. наше поколение совпало с этой бомбой — БИТЛЗ. С битломанией, как ее там называли. Те джазмены, которые были чуть-чуть постарше, ее не очень приняли, потому что для них это казалось через чур примитивным.
М: Мне тоже БИТЛЗ до 67 года не кажутся гениальным. Мелодии гениальные, и музыка их модная, эстрадная, но такого уж, чтобы…
В: Ну, это значит, что вы просто не переболели этим. Надо было попасть в эту атмосферу. В атмосферу фанатической битломании, когда они для огромного количества людей просто стали богами.
М: А Элвис Пресли, к примеру? Почему никакого фанатизма по его поводу нет? А масса других имен из поколения рок-н-ролльщиков?
В: Я могу сказать, что здесь сыграл свою роль технический прогресс. У нас, как раз, совпало и битломания, и появление аппаратуры. Потому что, когда был популярен Элвис Пресли, в 50-х — в начале 60-х годов, практически не было понятия магнитофон. Было понятие патефон. Это — граница. Не было средства доставки информации. А БИТЛЗ появились, когда массово начали появляться магнитофоны.
Н: Анатолий Николаевич говорил, что у них какой-то магнитофон был в 53-54 году, какой-то здоровый магнитофон. Они писали с эфира.
В: Но это настолько все было единично! Это чудо какое-то.
Н: Чудо, да. У них ансамбль был, какие там люди были! Анатолий Васильев, Станислав Пожлаков, Голощекин. Такие люди!
В: И вот среди них многие не восприняли БИТЛЗ. Им это было как бы западло. Такой простор для игры в джазовой музыке!
М: В то время и там авангардные направления пошли! Козлов совершенно прав, когда говорит, что музыка 60-х, она в джазе была интересна, а в 70-е джаз выдохся, там уже не было идей. Нужен был сплав — джаз-рок. Из рока многие идеи стали переходить в джаз. И это свежую волну дало. А начало 60-х — это самые интересные эксперименты в джазе.
В: Я думаю, наоборот произошло. Как раз, из рока стал появляться джаз-рок. Музыканты, которые вырастали из штанишек бит-музыки, которые стали уже интересоваться джазом и соединять эти элементы. Не джазмены брали какие-то роковые идеи, потому что для них это означало — переступить себя, настолько для них это примитивная музыка! Появления джаз-рока обусловлено тем, что роковые музыканты стали брать элементы джаза, дальше развиваться. Человек начал играть, потом продолжает заниматься, улучшает свой аппарат, улучшает технические данные, и ему уже в роке становится тесно. Он начинает что-то добавлять, добавлять. А где взять? Значит, берутся джазовые школы. И он, наконец-то, начинает врубаться. Елки! Какие фишки-то, оказывается, там заложены! А душой все равно он воспитан, как роковый музыкант. Все пасториусы и биликапомы — они же не до БИТЛЗ появились. Они появились после БИТЛЗ. И наверняка они играли в подвалах, начинали с роковых дел. А потом им становилось тесно в этом, и они уже обращались к джазовой музыке и брали оттуда импровизационность.
М: Козлов всегда подчеркивает, что с рок-музыкантами ему работать очень тяжело. У него консерваторское образование, он джазмен. Но ему нужны были рокеры. Для реализации его идей, для создания нового звучания.
В: Конечно. Правильно. Он их и обучал. Он давал им кругозор. Давал джазовые, наглядные примеры, как можно в джазе мыслить. Потому что джаз — музыка достаточно сильно развитая. Какие были фигуры там! Колтрейн, Майлс Девис — это просто сумасшедшая музыка! Там такой полет и улет!

М: Майлса Девиса я легко воспринимаю, а Колтрейна — тяжко. Много его компактов лежит, но я не могу просто так их слушать. Надо определенное состояние, чтобы ЭТО само слушалось.
В: Это больше наркотическая музыка. Ее, конечно, проще воспринимать под косяком.
М: Вот это, тоже немаловажная вещь по отношению ко всяким замороченным направлениям.
В: Да-да, конечно, потому что там своя логика мышления, свое строение «этажей».
М: Трезвому человеку там делать нечего. Это, действительно, надо или самому себя уметь вводить в такое состояние, или с помощью воздействий каких-то.

В: Да. Я как раз на эту тему интересный случай с Володей Кузьминым вспомнил. Но только там без одного слова никак нельзя обойтись, а то потеряется всякий смысл. Он рассказывал. Когда он работал в «Надежде» у Плоткина.
М: А вот это как раз интересная тема! (смеется) Расскажите!
В: В принципе, я знаю, что, конечно, во всех ВИА, все рок-музыканты увлекались травкой. И сам по себе знаю, как воспринимается музыка. Совершенно! Когда уже в нормальном состоянии слушаешь эту музыку, ты уже просто вспоминаешь те ощущения, которые у тебя возникали, и те ассоциации. И вот поэтому я очень смешной случай вспомнил. Когда Вова Кузьмин работал в «Надежде». А ансамбль был Пахмутовой. Он чисто на комсомол был рассчитан, как бы повторить успех «Самоцветов».
Н: В этом отношении они переплюнули «Самоцветов», а не повторили.
М: Первый состав.
В: Ну, в общем, на этой лыжне выехать. Им Пахмутова принесла какую-то комсомольско-пионерскую песню. Там какие-то слова: что-то типа: дорога трудна, трудна, но мы встанем, преодолеем, утро непомерно раннее, но для нас это ерунда: ну, что-то такое, в общем. Такой задор, что тяжело, но ради любимой Родины! В общем, Миша Плоткин дал эту песню Володе Кузьмину. Ну, Володя забил косячок и сделал аранжировочку. Все сделали, записали. Ну, Миша Плоткин от музыки далек, он, вообще, не музыкант. Его пригласили уже на готовое исполнение. Пришла Пахмутова, Добронравов в студию прослушивать. И там, значит, такое начинается (изображает какое-то жуткое гитарное соло, что-то типа из фильма ужасов, потом поет загробным голосом) «Дорога трудна!» И такая подпевка диссонирующая (тоненьким голосочком) «Трудна-а-а-а!» (опять загробным голосом) «Утро непомерно ранне-е-е!» (тоненьким) «Ранне-е-е-е!» (дикий хохот) Т.е. такая могила!
М: Иисус Христос — супер стар!!
В: У Добронравова лицо так постепенно перекашивается: одна вниз, другая вверх. Он вскакивает и кричит: «Это что за еб твою мать??!!!!» Подбегает Александра Николаевна: «Коленька, Коленька! Ради бога успокойся! Я тебя прошу!» Он в таком состоянии! В шоке просто! А она начинает объяснять: «Володенька! Вы понимаете? Вы немножко неправильно поняли мысль. Она ведь вещь светлая. Это трудность радости! Эта трудность должна радость приносить! А Вы как-то все буквально поняли». Кузьмин: «Ну, я так слышу». (весь рассказ продолжался под такой хохот, что в конце уже даже смеяться было не возможно, мы рыдали) Это было очень смешно на него посмотреть, как он это рассказывал.
Н: Правда, что Кузьмин в «Погода разгулялась» аранжировку делал? По крайней мере, так Маликов утверждает.
В: Да! Да-да! Он там каких-то приколов навставлял.

Н: Да, прикольная такая песенка получилась. Володь, а вот еще такой вопросик, что-то вроде игры. Вот представьте себе, что сейчас вторая половина 70-х. Вы — руководитель ВИА. Вам надо собрать состав. В 12 человек — как положено. Кого бы Вы взяли? Кто лучшие музыканты на Ваш вкус, которые бы составили супер-ВИА?
В: Очень сложный вопрос. Во-первых, надо было бы сразу разобраться какая стилистика у этого ансамбля.
Н: Вы — руководитель! Вы и определяете.
В: А это все зависит, от чего я тогда торчал, от какой музыки. 70-е годы?
Н: Ну, вторая половина 70-х. К примеру, берем.
В: Ну, я тогда уже глубоко подсел на Троки (?), Йес, Манфрид Мэн, Кинг Крипсон. Такие смурноватые группы. Ну, конечно, я бы не стал этого делать, потому что она бы не имела никакого коммерческого успеха. Прежде всего, я бы не стал собирать большой состав. Мне бы был нужен хороший гитарист типа Дюжикова. Басист, скорее всего, Женя Казанцев. Он настолько надежный! С ним играть — было ощущение, что просто в кресле сидишь. Настолько он подклад делал удобный! Настолько вот эта пружина!.. С ним просто легко играть было. Просто до расслабления даже.
Н: А, кстати, в «Самоцветах» где-нибудь в записях его бас-гитара есть? Или Маликов писал?
В: Этого я не знаю. Этого я не помню. Скорее всего, должна быть. Есть! Какая-то есть! Потому что я помню, что мы с ним из-за чего-то даже на студии поругались. Надо так сыграть — нет, надо так сыграть. Какую-то надо было фигуру вместе сыграть.
Н: Записей мы Вам отдали много. Послушаете. Может, где-то узнаете. Вспомните, где писался Казанцев. Так, это бас. Теперь ударник. Сами? Или кого-то другого считаете нужным взять?
В: Ну, если руководитель?
Н: Да, Вы — руководитель.
В: Ну, конечно, я бы себя назначил барабанщиком.
М: Никому доверить нельзя! Провалят важное дело. (смеется)
В: Это такой шкурный интерес. На клавишные я бы все-таки взял, наверное, Буйнова. Но именно за то, что он четко обладает этой стилистикой. Потому что стилистика у него замечательная. Там нет, конечно, виртуозной игры. Можно было бы даже двоих клавишников взять. Одного — виртуоза.
Н: А виртуозом кого? Буйнов — понятно — роковые клавиши. А виртуоз?
М: Чтобы полет создать.
В: Игоря Дорохова бы взял. Это был клавишник у Левы Лещенко.
Н: Он, по-моему, чуть ни руководителем «Спектра» был.
В: Да-да-да-да! Он потрясающий виртуоз! Или Линка бы взял, с ним, правда, сработаться невозможно. Это тоже потрясающий клавишник, но он по своей смуре так нигде и не работает, потому что он больной человек. Но музыкант он просто от бога! Я когда услышал его первый пассаж, я, вообще, не поверил, что такое возможно.
Н: Так, дальше. Что нам еще понадобится? Ритм-гитара, наверное?
В: Нет. Это ни к чему. Сейчас даже нет такого понятия. Даже была такая хохма: Вам не нужен непоющий ритм-гнтарист?
Н: Тем не менее, всегда держали ведь!
В: Ну, это что-то типа традиции. Сейчас уже нет этого понятия. Эту же функцию выполняет лидер-гитарист. Он в состоянии и соло-играть и аккомпанировать.
Н: Сейчас нет — это понятно. Но мы же говорим о 70-х. Ведь недаром же все ВИА держали 4 гитариста. Если бы можно было обойтись двумя, уж, наверное, четырех бы не держали нахлебников?
В: Я думаю, что, если бы в то время был капитализм, то держали бы одного гитариста. И басист — это само собой.
Н: Но на концерте-то не сыграешь! Это в студии можно.
В: Ну, как же — не сыграешь? А как же такие группы, «Эмерсон, Лейк энд Палмер», когда 3 человека делают такое, как будто звучит симфонический оркестр! Три человека! И с ума сойти!

Н: Тогда допустим, что у вас нет еще синтезаторов. Органолочка, гитары. Вот Вам ансамбль нужно набрать, и чтоб давать полноценный, хороший звук.
В: Ну, опять-таки, на что я был тогда настроен. Потому что появлялись группы духовые. В начале я просто духовые не воспринимал как-то. И меня это ассоциировалось с духовым оркестром. Ну, вот из музыкантов, в принципе, больше уже и не надо.
Н: Т.е. Вы считаете, что вчетвером дадут полное звучание ВИА?
В: Да. А если еще добавлять вокалистов. По тем временам, по тому звучанию я бы, наверное, взял Сашу Барыкина, потому что, в принципе, он подходил и под советский менталитет, и, тем не менее, он все-таки роковый человек. И в добавление к нему, может быть, Мишу Файбушевича. У него очень колоритный голос. И тоже со знанием дела. Но все равно вопрос очень сложный.
Н: Но у Вас не ВИА получился, а просто какая-то группа.
В: Да, группа.
Н: 4 музыканта, два солиста. А речь идет о ВИА.
В: Ну, а что такое ВИА? БИТЛЗ — тоже ВИА.
Н: По большому счету, да! Но ведь наш советский ВИА — 12 человек на сцене!
В: Нет. Я такой ансамбль не стал бы создавать.
Н: Тогда поставим вопрос по-другому. Назовем это сборной страны. В этом случае, какие, на Ваш взгляд, лучшие музыканты? Соло-гитариста Вы назвали, бас-гитарста назвали, клавишников назвали. Что у нас еще остается? Трубачи. Кто у нас были, действительно, достойные, хорошие трубачи?
В: Все хорошие трубачи были в «Мелодии».
Н: А они туда перешли из «Лейся, песни». Это я помню.
В: Как из «Лейся, песни»?
Н: Это когда Шуфутинский взялся руководить ансамблем, духовики все ушли в «Мелодию». Селезневские духовики, я имею ввиду.
В: Да. Там группа была очень слаженная, духовая. Они здорово звучали. Но я бы с дудками не стал создавать ансамбль. Ведь даже в «Самоцветах» потом дудки исчезли.
Н: Только Владимир Петрович остался.
В: А он и оставался — только на номер выходил. Отыграет инструментальную вещь и все. К тому же один саксофон — это не духовая группа.
Н: Но он там и еще кое-где был. Допустим тот же «Сонет Шекспира». Там огромный, длиннющий проигрыш, минуты на 4, наверное. Там саксофон и ударные.
В: А! «Меня маменька вскормила»?
Н: Нет. «Сонет Шекспира». «Уж если ты разлюбишь, так теперь».
В: А-а-а-а-а!!! Ну, он менял композиции для соло.
Н: Там же такая мощнейшая вещь! Просто вступление — чистый Дип Перпл!
В: Да. Я помню. А после нее, по-моему, мы стали исполнять «Меня маменька вскормила». Буйновская песенка. (поет) «Меня маменька вскормила под кустом на волюшке. Я без маменьки расту по людям да в горюшке». Припев был очень! (поет) «Пойду, брошусь под машину, под большое колесо. Ты дави меня машина — все равно нехорошо». Слова Сауткина, который «Зеркало и шут», «Стоп, мистер, Рейган!» написал.

Н: Еще вопрос по поводу репертуара «Самоцветов». Песня «Круговорот». У меня сохранилась программка из Театра эстрады. «Круговорот» — написано четко — авторы Юрий Маликов и Владимир Пресняков. У Георгиади она вышла на диске. То же самое — авторы Маликов и Пресняков. У группы «Час Пик» она выходит на диске — там какие-то левые авторы. Чья это песня?
В: Преснякова.
Н: «Час Пик» не так давно, года два назад, издали диск какой-то свой со старыми песнями.
В: Это с Расторгуевым еще?
Н: Нет! Это они воссоздались недавно. Буквально, где-то 2 или 3 года назад это было. Издали диск.
М: Кстати, «Круиз» тоже себе авторство передернул. У Преснякова все воруют! Cейчас перепевают эти песни, но не пишут, что это Пресняков.
В: Да, в этом сейчас и смысла-то нет. Авторских все равно как таковых не существует. Система-то не работает.

Н: Еще я помню, что у «Самоцветов» году в 83, шикарная песня была, по стилю похожая на сарыческую. Нигде ни в чьем исполнении ее больше не слышала. Записи, к сожалению, тоже нет. «День за днем». Помните? «День за днем нас учит жизнь: век живи и век учись! Мы решаем жизнь, как задачник. Хочешь смейся, хочешь плач! В жизни нет простых задач и решений нет однозначных. На любой вопрос, будь он трижды просто дай ответ!» Кондаков с кем-то пел. По-моему, с Беликовым.
В: По-моему, это Никольского. Я сейчас пытаюсь мелодию вспомнить.
Н: Такая ритмичная.
В: По-моему, Никольский.
М: Кстати, этот тяжелый 84 год. Гонения на рокеров. Тех, кто немножко приподнялся из подвала. «Воскресенье», и вот в то время, когда начались судебные дела по поводу концертной деятельности «Воскресенья», Маликов к себе берет музыкантов из ансамбля. Сапунова, Слизунова.
В: Это когда Романова посадили?
М: Это кончилось посадкой Романова. А готовятся такие вопросы загодя.
Н: И как Маликов взял этих опальных рокеров?
В: Ну, их же не по идеологическим причинам разогнали. Конкретно Романова посадили за экономическое преступление, за левые концерты. Там же не было такого, что они занимались антисоветской пропагандой.
М: Странная ситуация. Просоветский имидж у «Самоцветов» все говорят. Всегда, мол, такой был, независимо от того исполняли они рок-музыку или комсомольскую на концертах. А тут приходят работать люди, не просто из группы «Воскресенье», а из опальной группы «Воскресенье»! Как это тогда воспринималось? Вы же это осознавали, как музыканты.
В: Я думаю, что Маликов мог и не знать ничего об этом, потому что Романова посадили очень тихо, без всякого шума, без всякой огласки.
Н: Ну, как без огласки, если даже в газетах статьи были? Маликов не мог не читать советскую прессу.
В: А там, в принципе, когда все это выяснилось, просто подстава была.
Н: Что Вы хотите сказать, что они честнейшие люди и левых концертов не давали?
В: Левые концерты все давали.
М: Но сажать-то нужно директора, а не музыканта.
В: Та же самая «Машина времени», что она у нас в Москонцерте не работала что ли?
М: Что у нас Мелик-Пашаев святее господа бога был?
В: Нет. Я думаю, что Маликов просто не знал об этом. Он бы перестраховался.
Н: Маликов тоже перестраховщик тот еще?
В: Даже еще больший! Т.е. не дай бог лицо коллектива в плане лояльности…
Н: Т.е. у Маликова в плане лояльности?
В: Помню, как он нас уговаривал, к 70-летию написать письмо Брежневу, с поздравлениями от ансамбля «Самоцветы». Но как-то это дело не пошло.
Н: Не столько за пьянку гонял, сколько за лояльность?
В: А при нем никто ни о чем не высказывался. Были у нас, конечно, политические разговоры там, естественно. Но только у себя в номерах. Проклинали советскую власть.

М: Дистанция между руководителем и музыкантами всегда была? Во всех коллективах?
В: Ну, конечно! Достаточной той дистанции, что не Юра, а Юрий Федорович.
Н: Вы его по имени-отчеству называли?
В: Конечно! Просто он понял свою ошибку с первым составом, когда он был Юрой, и как бы нарушал принцип субординации, который был присущ советской власти.
Н: И для вас для всех он уже Юрий Федорович?
В: Юрий Федорович. Причем это он с самого начала поставил. Я его до сих пор называю Юрий Федорович. Как-то не хочется человека обламывать. То он был Юрием Федоровичем, а тут его в Юру перевели. Уж привык человек!
М: А Слободкин кем был? Всегда Паша?
В: Нет. Павел Яковлевич.
М: Тоже Павел Яковлевич ?
В: Они все. И Игорь Яковлевич, и Виктор Яковлевич…
М: Интересно про Плоткина. Он же, еще с «Веселыми ребятами» работал?
В: Да. Он был администратором.
М: Сам Плоткин говорит, он организовал все завязки на фирме «Мелодия» для Слободкина. У Паши там якобы не было своих каналов. Павел Яковлевич сам не любит говорить о своих пробивных способностях. Всегда говорит, что ансамбль зажимали. Хотя, если посмотреть дискографии, то такой дискографии, как у «Веселых ребят», ни у одного ВИА нет.
В: Нет. Их просто редко в ящик пускали.

М: Так ведь в то время это только отрицательно влияло на имидж коллектива. Сразу официоз! Вон, «Самоцветы» по телевизору «Амурский вальс», «Бамовский вальс», когда на концертах рок звучит. А народ-то придет на концерт все равно послушать «Амурский вальс»!
В: Вот в этом-то и состояла трагедия. Когда невозможно было вырваться из этих пут, когда знаешь, что зритель все равно придет, как мы его называли, нероковый. А хотелось играть рок. И можно было. И играли! Была, конечно, часть зрителей продвинутой, а основная масса, видимо, приходила послушать «Мой адрес — Советский Союз», «Вся жизнь впереди».
Н: В Москве-то, в основном, все-таки продвинутый зритель ходил.
М: Просто так билеты не достанешь.
Н: А на периферии, наверное, да. На периферии, наверное, сложнее было.
В: Да. Совсем простой зритель приходил. Тем более, окучивался практически весь город. Город в 500 тысяч или с миллионным населением, а концертов — 24, предположим, на одной площадке. И получалось, практически весь город приходил.
Н: Вспомнила про «Амурский вальс». 1982 год. Май месяц. Я ходила на ваши концерты, хорошо знала репертуар. А тут, как раз, в больнице лежала. С утра просыпаемся, а в палате радио работает. И передают «Амурский вальс». Ну, я так слушаю: «Что за ерунда? Кто ж это поет-то? Ну, надо ж такое спеть!» Песня заканчивается. Объявляют: «Песню «Амурский вальс» исполнил ансамбль «Самоцветы». Ну! Слов не было!
В: Точно такой же эпизод был с «Песнярами», когда они ни с того, ни с сего ляпнули эту «Вологду». Так они себе этим навредили! Сразу повалил другой зритель. Они там пытаются какие-то: многоголосье, пьянисимо, фортиссимо, игра музыкой. А им орут: «Вологду» давай! И вот пока «Вологду» не споют — не успокоятся. Просто поменялся зритель. Я потом разговаривал с Борткевичем. Он говорил: «Это просто кошмар какой-то — эта «Вологда»!»
Н: Так и сейчас по радио у «Песняров» передают только «Вологду» и «Косил Ясь конюшину». Все! У «Песняров» других песен больше не было.
М: Остальное — неформат. Даже «Наши любимые» и «За полчаса до весны» — неформат. А «Белоруссия» и «Беловежская пуща» — это, вообще, сабочатина, народу недоступная, да еще идеологически вредная.
Н: «Самоцветов» и то, хоть чуть побольше находят. В основном, правда, из первого состава. А из второго состава: «Все, что есть у меня», «Я люблю этот мир» и «Будьте счастливы». Вот, пожалуй, и все из записей второго состава.
М: И вот скажите мне. Кто после этого андеграунд? Макаревича крутят куда как больше «Самоцветов»! И «Воскресенье» тоже.
Н: Макаревич концерты на Красной площади дает.

М: И вот что сегодня андеграунд? «Самоцветы» или эти вот?
В: «Самоцветы» (смеется) По-моему, здесь все как-то легко объяснимо. «Машина времени» была оппозицией к той, ненавистной, власти. Значит, она теперь — функционер.
М: А музыку играли, доступную народу, тем не менее.
В: Да. А теперь они функционеры при существующей власти.
М: А музыка, как была доступной, так и осталась. «Самоцветы» сегодня стали музыкальной оппозицией. Интересные музыкально вещи не пропустят. Не то, чтобы там смысл какой-то был в словах!
Н: И пишут сейчас больше всего о рокерах, рок-журналисты. А они, если пишут о ВИА, то пишут только о «Веселых ребятах». «Веселые ребята» — это классно, это хорошо. Они не знают, что такое «Самоцветы». И даже поинтересоваться не хотят. И «Самоцветы» сейчас, вообще, в глубоком подполье оказались.
М: И вот это мне мне не нравится. Поэтому мы и занимаемся эстрадой на энтузиазме, историю постепенно восстанавливаем. И не только историю ВИА. Вообще, той культуры. На сайте сейчас около 400 имен. Не со всеми музыкантами мы лично работаем. Конечно, это нереально. Но дискографии советкой эстрады представлены очень хорошо. Мне кажется, что мы сегодня и занимаемся андеграундом, этой забытой, потерянной культурой. Она никуда не делась, ее никто не запрещал, но ее не осталось. Попробуйте — записи старые найдите! Виниловых проигрывателей нет, пластинок нет. Раннего, неизданного не найдешь. Никто это не писал, не сохранил. По рок-музыке — все, что угодно! Все — пожалуйста! И журналисты пишут. Мемуаров издано немеренно! Насколько я понимаю дух рок-музыки (рок-н-ролл я всегда отделяю от рок-музыки), это музыка социального протеста, музыкального протеста, эта музыка не терпит устоявшихся догм. Сегодня сложилась плотная роковая тусовка, с преданными поклонниками, с пишушими журналистами… Все прекрасно спелись, обо всем давно договорились. У них общие постулаты, догмы. Их учение сегодня настолько догматично, как раньше коммунистическое было. Попробуй, скажи что-то против, скажи, что это было не так! Мне не нравится это слаженное единодушие, к роковому протесту это не имеет отношения. Хуже того, там принято вытирать ноги об эстраду. Ладно бы только об советскую (мы ее не любим, мы ее не знаем). Западная-то эстрада куда делась? Почему-то когда рокеры слушают ВИА, они ищут цитаты, ищут влияние западной рок-музыки. О каком влиянии, западной рок-музыки на советские ВИА можно говорить, когда эти же самые ВИА сыграли кавер-версии АББА, Бони-М, и каких угодно эстрадных ансамблей. Форчунес, Тремолис — это абсолютная эстрада. Это западные эстрадные ансамбли. Их рок-группами никто никогда не называл. Поп, диско и любые эстрадные стили… А кто-то при всем этом выискивают в проигрыше: «Ага! Вот там блекморовскую гитару слышно!». Такого рокенрольного единодушия я не понимаю. Или стареют рокеры ? И журналисты, и поклонники. Нового, другого уже не воспринимают. Непонятно мне все это. Я с удовольствием слушаю и то, и другое. Неприятие идет с другой стороны!

В: У нас все это, мне кажется, связано с советским менталитетом, что нельзя существовать всему многообразию. Решили, что вот так и так! Раньше смотрели через советский прожектор, а теперь — через капиталистический. Это своего рода догматизм. Менталитет такой: ограничить себя во взглядах. Т.е. теперь смотрим в эту сторону. И опять, ничего не видя по краям. И поэтому опять непонятно, куда идем, потому что не можем сориентироваться, сделать поворот влево, вправо, посмотреть, что здесь происходит, что на этом краю происходит. В Америке менталитет — это разнообразие. Они не говорят, что «вот это плохо! запретить — и все! и только так!» Пожалуйста. Хочешь делать так — делай так. Хочешь делать эдак — делай эдак! На каждого найдется свой слушатель. Вот у них там, скажем, Фрэнк Синатра. Чистая эстрада. Он один из самых популярных. И до сих пор его определенная часть населения боготворит и слушает. И никому там в голову не придет сказать, что это не наш формат. А здесь уперлись теперь, что должно быть вот только так.
М: У нас радиостанции попсовейшие крутят попсовейшую фанеру вместе с «Машиной времени» и Юрия Лозу все с тем же «Плотом»!
Н: Вот говорят, что у «Машины времени» тексты социальные, что там надо глубоко в подтекст вдумываться. Я недавно послушала запись концертного хита «Лейся, песни» — «Кот в мешке». Вот там ничего даже искать не надо.
М: Они плохо кончили.
Н: Они плохо кончили в 84 году — да! А все носятся с «Машиной времени»! Да, послушайте, что пел самый обычный ВИА «Лейся, песня»! Какая тут «Машина времени»?
В: Ну, я, вообще, «Машину времени» не считаю рок-группой. Им до рока… Есть же бардовская песня, авторская песня. Это не роковое звучание.
М: Ну, если только кутиковские песни.
В: Да. Типа «Поворота». Но основное лицо «Машины времени» — это все-таки Макаревич. А он ближе к авторской песни. Он, скорее, бард, чем рокер. Там все это можно сыграть под гитару. И в принципе большой разницы не будет. Просто взять 12-струнку и спеть все то же самое, что они поют, и никакой потери практически не произойдет. А если, предположим, у того же «Круиза» убрать инструментал — это все, это потеря группы. Это просто потеря группы!
М: Эстрада голая останется. И вот еще интересно. Почему-то всегда забывают говорить о периоде 80-х, что были действительно самодеятельные студенческие коллективы, всем тогда известные, а была масса филармонические коллективов — «Круиз», «Машина времени», «Воскресенье»… Про это всегда забывают говорить. Да, они многое прошли в своей жизни, прежде, чем стать профессионалами, у них даже известность тогда была какая-то, но тем не менее, они были официально признаны!
Н: «Круиз» ничего не прошел. Это ВИА «Молодые голоса». Чего он прошел в своей жизни?
В: Начинали-то они тоже с подвала. Там немножко другой принцип: они не были набраны каким-то человеком.
М: Да, это не продюсерские проекты.
В: Тут как происходило? Человек набирал либо на свой вкус, либо, чаще всего, по слухам. Конечно, Маликов чаще всего ориентировался на слухи, кто есть кто среди музыкантов. Кто котируется. Какие отзывы от других музыкантов. И т.д., и т.д., и т.д.

Н: А где нашли Погожева?
В: Вот это я не знаю. Я биографию Погожева не очень хорошо знаю.
М: Но все же ребята, которые работали на эстраде, в ВИА, они все обязаны были где-то этому научиться. Только не в консерватории, только не в училище. Там этого не давали. Там даже джаза не давали в те времена.
В: Да, там давали только знание нот.
Н: В те годы мне один знакомый — современный, продвинутый такой парень — говорил, что гитариста, лучше Погожева он не слышал, что Олег — это супер-гитарист.
В: Ну, это явное преувеличение. Явное преувеличение. Я бы назвал его хорошим гитаристом средней руки.
Н: Вот Взять к примеру, «Волчок» или «Круговорот». Это 83 год, в это время еще в ансамбле Погожев гитаристом был. А там такие гитарные запилы — все отдыхают!
В: Ну что значит гитарные запилы? «Волчок» — это списанное соло Гаины. Просто ноль в ноль. Оно же не придуманное. Гаина сыграл это соло, а он взял и просто выучил. Оно и не очень сложное. Там, в принципе, повторяется мелодия. Просто обыгрывание мелодии. Там нет ничего сложного. Взять то, что Блэкмор играет в соло. Иногда думаешь: ну ни чего себе завороты!
Н: Сравнивать наших с импортными — дело неблагодарное.
В: Да. В общем, да.
Н: Они жили, как они жили, а мы жили, как мы жили. И играли у нас, как могли, т.е. до какой степени позволяли.
В: Вот Голутвин — потрясающий гитарист. Думающий, придумывающий. И держащий стиль. Он понимает, что если вещь в каком-то стиле определенном исполнена, то он будет какую-то отсебятину гнать, а сыграет именно в этом стиле: и виртуозно, и грамотно, и логично.
Н: Но, по-моему, в «Араксе» их гитара — это в основном Тимур Мардалейшвили.
В: Ну, да. Да! Но он больше, как виртуоз, блэкморовского стиля.
М: И Рудницкий играл в стиле Джона Лорда (клавиши), блэкморовская гитара. Кстати, «Аракс», не Вашего периода, а попозже. Но может быть Вы знаете. Они выступали с концертами, будучи ансамблем Ленкома? Ни один человек пока этого не вспомнил, только рок-энциклопедии пишут, что были концерты «Аракса».
В: Неофициально, леваки. Ну, то, что сейчас называется нормальным. Это, когда деньги из рук в руки. Выступили — заплатили. Как на свадьбе.
М: Не встречал пока ни одного знатока и поклонника той музыки, который бы был на их концертах, или хотя бы слышал о таких.

Н: Иногда приходится слышать высказывания типа: Беликов — это «Аракс», а Полонский — это «Веселые ребята». Но ведь если сравнить количество песен, исполненных Беликовым в «Араксе» и в «Самоцветах», а заодно вспомнить о том, что Полонский работал в «Веселых ребятах» 4 года, а в «Самоцветах» — 14 лет, то эти высказывания выглядят более чем странными. Вот почему так?
В: Не знаю. (пожимает плечами, смеется)
М: Ну, самые продвинутые еще вспомнят «Скоморохов».
В: Ну, «Скоморохи», чем они примечательны, знамениты к сегодняшнему дню? Потому что это одна из первых, вообще, групп. Таких вот роковых групп, которые осмелились. Ведь «Скоморохи» — они даже раньше «Машины времени».
М: А в те годы это дорогого стоило. Правда, тут еще и возраст многое определяет. Макаревич все-таки помоложе. Лишние 5 лет. Были бы Вы на 5 лет старше, чем есть, Вы бы БИТЛЗ уже не интересовались. Был бы джаз. Колтрейн был бы. Дейв Брубэк был бы. Мы же с разными музыкантами общаемся. Небольшая разница в возрасте — и совсем уже другая эпоха, другие авторитеты и другой взгляд на историю советской музыки.
В: Я до сих пор в восторге от концерта Майлса Дэвиса «Май фанни валентайн». Просто сумасшедший концерт. Это такой полет мысли!
М: Володь, а когда начался бум бит-групп в СССР? Массовое движение началось когда? В каждом колхозе, на каждом заводе? Когда все это накопленное сработало? Мы знаем, основоположники советского рока, сейчас в каждом колхозе находятся 🙂
В: Ну, я по всей стране не могу сказать, что происходило в Горьком или там где. Я знаю в Москве.
М: Ну, так вот просто. Что вокруг Вас происходило.
В: В Москве бум начался где-то год 64-65. Был такой филадром в МГУ, где там собирались на ступеньках, брали гитары и пели БИТЛЗ. МЭИ — еще была точка. Там тоже собирались в общаге, в Ленинской комнате. Собирались на сейшены. Какие были ранние группы? «Рубиновая атака», «Тараканы» — венгры.
Н: Поляки, по-моему.
В: Не. «Тараканы» — венгры. Они, кстати, тоже из МЭИ.
Н: Это, где Градский в юные годы тусовался?
М: Чуть ни в 14 лет, по-моему. Градский, кажется , 50-го года?
В: 49-го.
М: Значит, в 15 лет.
В: Буйнов 50-го.
М: Да, Буйнов 50-го. Правда он себе сейчас аккуратненько 5 лет скидывает.
В: А как он 5 лет скидывает?
М: Надо читать энциклопедии.
Н: Везде уже у Буйнова 55 год рождения стоит.
В: Да?
М: Это уметь надо — вовремя подсунуть дату.
Лена: Так он же старше тебя, по-моему?
В: Я его старше на 2 месяца. У него 24-го марта день рождения.
Н: Буйнов списал себе 5 лет. Он теперь молодой.
В: Ну, я думаю, что не Буйнов списал, а Лена. Потому что самец у них Лена. (все смеются)
Л: Ему повезло.
Н: Да, ему повезло. У него все в жизни получилось, благодаря Лене. Он на коне. Все забыты, а кто такой Буйнов, знают все.
В: Даже Градского почти не слышно. Он какой-то театр пытается сейчас сделать. Правда, он очень хитро поступил. У него была тяжба с Пугачевой по поводу театра — кинотеатр у метро Добрынинская. Короче говоря, он добился у Лужкова, что ему отдали этот театр, это помещение. И на следующий же день он весь его сдал в аренду.
М: Опять хочет заработать денег и урыть БИТЛЗ?
Н: Молодец! Мечта жизни. Может, когда-нибудь уроет.
М: А мне это странно. Градский, мне кажется, настолько себя любит, что он никого не может рядом с собой терпеть. Может, и будет терпеть, но двигать кого-то в своем театре…
В: По большому-то счету, он не плохой человек. Просто у него не очень удачное детство. Он очень большую травму получил. У него рано мать умерла. И причем в очень болезненном возрасте, по-моему, ему было лет 10. Такой самый ранимый возраст. И, по-моему, у него какая-то психическая травма. Напускное самомнение: я — Градский, я — гений. И плюс поступки, на которые просто не знаешь, как реагировать.
М: Очень похожий на Антонова психологический портрет. Он тоже очень своеобразный человек.
В: Антонов — жесткий. Он — ледокол. А у Градского явные психические отклонения. Он иногда может такую глупость ляпнуть! Его тут как-то Дибров пригласил. Он вел «Антропологию». Дибров, как всегда подъезжает: «А правда ли, Саша, что Вы большой любитель матом ругнуться и все прочее — и Вас это никак?» — «Меня это абсолютно никак!» — «И вот могли бы и в эфире?» — «Это запросто. Хуй». Дибров обалдел. Ему даже в голову прийти не могло, что у него это так запросто. Он сразу стал говорить на другую тему. Потерял уже мысль. Причем это был прямой эфир.
М: Ну, это ночной эфир был! «Антропология» чуть ни в пол-первого ночи начиналась.
Н: Кстати, и мы засиделись у Вас! Пора домой собираться.

М: С кем из «Самоцветов» еще бы посоветовали такой разговор хороший провести? С Пресняковыми мы разговаривали, но понимаем, что напрашиваться на встречу как-то неуместно. Они люди видные.
В: Да нет. Петрович, как раз, сейчас больше стал домашним. Мне Ленка Преснякова рассказывает: «Прихожу с концерта, а он лежит на кровати, положил на себя клавиши:» Ему уже сидеть лень! (все смеются)
М: По субботам его на Горбушке часто видят.
В: Да. Там он любит потусоваться. Меня все зовет: давай съездим, давай съездим. Но чего-то у меня по времени все никак не совпадает.
Л: Кондаков Лешка может много рассказать.
В: Может быть, Боря Лобанов вас заинтересует.
Н: Лобанов? Неужели он разговорчивый?
В: Ну, не очень разговорчивый, но ничего. У него немножко своеобразный юмор, который надо расшифровывать.
Л: Вика примет участие.
В: … c Сережей Беликовым.
М: Беликов тут дал какое-то совершенно безумное интервью.
Н: Мы не могли понять: то ли он был пьян, то ли журналист. Потому что бред там полный! Типа того, что до «Аракса» он работал в «Веселых ребятах» и «Самоцветах», и, что песня «Алешкина любовь» сделала его знаменитым. Я не знаю, в каком это надо быть состоянии, чтобы такое сказать.
В: «Алешкина любовь»?
М: Сколько ему лет было? 12 лет?
В: Он тогда не родился еще. (все смеются) Может быть, это какая-то опечатка?
Н: Нет. Дело в том, что потом фанаты «Веселых ребят» разыскали этого журналиста, спросили что это за бред опубликован. Он ответил: что Беликов сказал, то я и опубликовал.
М: Не совсем так. Журналист сказал, что, вообще мне до лампочки все эти ваши дела, я другой культуры человек, но Беликов сказал именно так, как я записал. Мы уже думали, что может быть, в Красногорске, где он играл на танцах во времена популярности «Алешкиной любви», он там свою местную популярность и приобрел. Но опубликовали-то совсем не так…

Н: С Беликовым, конечно, интересно поговорить.
В: Конечно, с Женей Курбаковым было бы интересно поговорить. Но его уже нет. С Андрюшей Рыбаковым. Но там сдвиг по фазе произошел. У него и тогда были задатки такие: все на космические темы разговаривал, о пришельцах и все прочее. А сейчас это какую-то гипертрофированную форму приняло.
М: С Пресняковым надо встречаться.
В: Да-да. Он действительно интересный собеседник. Там проблем не будет. Он достаточно простой человек.
М: Получается интересная хронология. Были «Веселые ребята», первый состав «Самоцветов». В 1975-76 год происходит перелом в музыке. Уходит чистый бит, но появляются продолжатели — «Синяя птица» — чистый бит и до 88 года никаких отступлений от канонов. Появляется «Лейся, песня» с хитами Добрынина, Тухманова. Ансамбля «Веселые ребята» больше не видно. Они ушли в тень. По инерции, может, популярность и была, но хитов-то нет. Показательно, ни одного хита своего Тухманов после «Любовь — огромная страна» «Веселым ребятам» не отдал. В итоге — записей много — слушать нечего. С периодом Вашей работы с Бергером, Лерманом сравнивать у «Веселых ребят» больше нечего. А до появления на телеэкранах «розовых теть» говорить не о чем. В это же время «Лейся, песня», «Синяя птица», «Песняры», второй состав «Самоцветов» — все работают с новой музыкой и все популярны.
Н: Практически, да. «Поющие сердца» перешли на металл и в Москве концертов не давали. «Голубые гитары» мюзиклы стали ставить.
В: К тому же он был уже тогда в возрастном плане один из самых старых ансамблей — по возрасту исполнителей.
Н: Ну, не такие уж они и старые.
М: Сам-то Гранов еще с Миансаровой начинал.
Н: Гранов ровесник Векштейна всего-навсего. А ребята? Валов, Дюжиков, Сахаров, Пузырев, Малежик, Офицеров, Наталья Киреева, Роксана Бабаян — они же все молодые были. Там старше всех выглядит Валов со своей бородой. Такой мужик с бородой — 23-летний Юрий Валов!
В: Сколько его из-за этой бороды в Москонцерте туркали! Был такой еще конферансье, царство ему небесное, Эмиль Радов. Он даже частушку сочинил и со сцены ее пел:
Ходит парень молодой
Абсолютно с бородой
То ли купчик, то ль дьячок,
То ли в правду дурачок.
И он ее спел как-то в одном концерте с «Голубыми гитарами».

Вот этой веселой ноте наш многочасовой разговор с Владимиром Полонским закончился. Уже по дороге к метро Владимир вспомнил, что фамилия Саши в малиновом костюме — Касьянов. А еще рассказал, почему не пошел работать в группу «Карнавал»: просто понял, что Барыкин и Кузьмин вместе долго не уживутся и группа вскоре развалится. Время показало, что в далеком 1979 году Владимир Полонский был прав.

30 марта 2005 года. Москва

Источник